Они устроили какую-то акцию на концерте, поднялись на сцену, хотя их никто не приглашал, стали исполнять свою музыку. И это была такая совершенно акционисткая деятельность, так как музыка их, по сути, совершенно не музыкальная, ряд композиций сводится к каким-то лозунгам, например, есть композиция «Никакой Украины нет»
, в которой в течении двух минут тишина. Это вполне себе такое акционистское искусство, на мой взгляд.
Отличие, которое сразу бросается в глаза, заключается в том, что акции происходят в публичном пространстве, а не в закрытом. Концерт же происходит в закрытом или огороженном пространстве, месте культурного производства, а не в месте демонстрации верховной власти. Это не то пространство, где власть утверждает себя непосредственно. Акционизм больше тяготит к таким местам, как Красная площадь.
Действительно, не все акции, исполненные акционистами, являются акциями. Даже Бренер делал и перформансы, например, «Любит. Не любит» в галерее ẌL. Я проясню еще некоторые отличительные аспекты акционизма в сравнении с агитацией, подчёркивая, всё же его революционное значение, которое и отличает его от искусства перформанса, следующим образом: «Революционной силой обладает только связь желания с реальностью, а не бегство в формы представления», как выразился Фуко, сильно повлиявший на ранних акционистов [«Предисловие к американскому изданию "Анти-Эдипа"»; c. 9 ]. Акционисты направляли свою критику на любые формы художественной и политической репрезентации реальности. Акционисты не жертвуют телом ради идеи, но, раскрывая подавленные возможности тела, открывают в нем способность иметь идею . И наоборот, идея для них ничего не стоит без телесного воплощения, публичного, политического. Политическим элементом акционизма является трасгрессивное действие в публичном пространстве, а не только декларация, которая сопутствует ему. Акционизм разрушает «театр легитимности» (Джудит Батлер), который накладывается на публичное пространство властью. Акционизм нарушает функционирование этого театра, освобождая пространство для свободного действия. Тело само говорит в акционизме, связывая слово и действие. Что же это меняет в технике агитации? Для Ханны Арендт свободы не существует вне действия, вне исполнения свободы, то есть её политического воплощения. Большевистская агитация есть выстраивание пространства, обрамляющего слова и возвышающего их среди публики. Акция есть, напротив, смешение слова, действия и публики в одном акте. Большевистская агитация агитирует обещанием свободы, акция агитирует самой свободой и ее исполнением. Поэтому акция сама есть восстание и осуществление свободы, а не только агитационный призыв к их свершению.
«Когда диалог кончается, все кончается. Поэтому диалог, в сущности, не может и не должен кончиться».
Михаил Бахтин
Непрямое ограничение прав человека эффективнее подавляет свободу, чем прямое воздействие со стороны системы. Завуалированные рычаги давления на информационное пространство, незримое ограничение гражданских прав и возможностей всегда являлись действенным орудием. Что возможно противопоставить этой скрытой угрозе? Такие же неутилитарные методы борьбы, которые не вписываются в привычные рамки социального или политического сопротивления, противостояние, которое облекает себя в новые нетрадиционные формы.
Политический акционизм возник в 1960-е годы как новая форма протеста и радикального жеста. Одной из причин появления той или иной акции есть не просто наличие проблемы, а то, что люди живут с этой проблемой, примирившись с обстоятельствами. Акционизм – это критика. Не обязательно критика искусства, но обязательно критика с помощью художественных методов. Используя визуальные образы и активно спекулируя ими, акционист говорит о социальных институтах, политике или обществе в целом. Он деконструирует ткань социальной реальности, выходя за рамки художественного поля, но оставаясь в рамках художественной формы. Акция не только разрушает задекорированную реальность, но и диагностирует социальный и политический тупик, в который зашло общество и выбираться из которого не хочет.
Акционизм утрачивает необходимость в производстве материального продукта, ведь уже сама форма высказывания является протестом против капиталистической системы, в которую втягивается искусство, против его институционализации и формализации, против бессмысленного производства артефактов. Немецкий социолог Георг Зиммель писал о том, что эстетическое является материальным воплощением символического – некая статическая форма, которую можно наблюдать и переживать. В акционизме такой формой становится сам художник. Рождаясь из конкретики социального и политического, акция оформляется в визуальный образ, стирая привычные границы между произведением и автором.
Сознательно или нет, но акционизм продуцирует марксистскую идею об искусстве, которое должно стать не созерцанием, а «инструментом борьбы». Согласно марксизму, необходима девальвация категории прекрасного, которая не дает человеку ничего, кроме подмены реальности. Но марксизм, как любое политическое течение, рассматривает художника лишь в качестве идеологического орудия, инструмента для поддержания нужного порядка. Акционизм же, напротив, отвергает подчиненность любой идеологии или лидеру, не позволяя искусству обслуживать режим, погружаясь в конъюнктуру и декоративность.
Акционизм как нечто, не укладывающееся в рамки традиционного понимания об искусстве, то, что стремится подорвать социальные нормы, расширить не только границы искусства, но и границы общественного сознания, нарушить покой и гражданина, и государства, воспринимается обществом как ненормальное, чужое, дикое.
У многих акционизм вызывает отторжение и отвращение. Возможно ли, что он пугает не оттого, что мерзок, ужасен и в нем сложно усмотреть эстетику, а оттого, что акционизм обнажает вещи, которые не хочется видеть? Один из главных вопросов философских рассуждений Оскара Уайльда звучит так: «Возможен ли чисто эстетический интерес к болезни, от которой умираешь?». В контексте современного акционизма ответ может быть таким – художник применяет эстетический язык для обнаружения и описания смертельной болезни, чтобы затем кто-то другой произвел применительно к ней более радикальные хирургические манипуляции. К примеру, акции российских акционистов построены на разрушении мифов о благополучии российского общества и обнажении реальных мотивов и действий властей, разоблачении тоталитаризма современного государства.
Акционизм происходит тогда, когда ничего не происходит. Он появляется от активных действий со стороны государственного режима и активного бездействия со стороны общества. В социальной системе всегда должен происходить диалог: народа с властью, человека с социальными институтами. Диалог должен быть равноценным, когда обе стороны принимают в нем участие. Он может быть физическим или ментальным, принимать формы столкновений или дебатов, революций или выборов. Проникновение, в результате которого изменяются оба участника.
В основании акционизма, как и любого другого культурного или социального действия, лежит диалог – осмысленный и глубокий, результат которого должен привести к определенным последствиям. Это разговор художника с властью, где общество выступает скорее не активным субъектом, а наблюдателем.
Акционизм возможен тогда, когда бездействие и пассивность становятся основополагающими в жизни общества. И если диалог власти и «оппозиции» отсутствует, то художник берет на себя смелость и ответственность первого слова. Художник начинает свое действие, на которое государство, в свою очередь, «дает» или не «дает» разрешение.
Суды, аресты, слежки – методы, которыми органы власти якобы запугивают и пресекают очередную «выходку» акциониста, лишь часть игры. Необходимость следовать протоколу подталкивает власть на ответные действия, ведь если есть прецедент, система обязана на него реагировать – правоохранительные и судебные органы должны оправдывать свое существование, поддерживать законы, соблюдать общественную гигиену. Активные шаги системы становятся катализатором для ответных действий другой стороны. Игра ради игры, где художник исполняет благородную роль непримиримого борца с системой, а государство покорно играет роль мальчика для битья, таким образом удерживая выгодного ей противника на карте соревнований. Ведь если нейтрализовать художника, то на его место может прийти более сильный противник, который может стать более опасным для государства.
Акционист в украинской действительности сегодня – неудавшийся подражатель реальности. И если российский акционизм всегда отличался конфронтацией художника и государства или порицанием со стороны иных социальных институтов, то украинский акционизм скорее всего станет конфликтом художника и проходящего мимо человека, который стал зрителем поневоле. Абсолютные патерналистские отношения государства и общества в России воспитали привычку рассчитывать на то, что проблему всегда устранит старший. Реакция на очередную акцию – это не недоумение или стыдливо спрятанные глаза, а сознательное бездействие, подкрепленное уверенностью в том, что государство немедленно отреагирует и решит все неудобства. Украинская общественность уже не готова позволить себе такую роскошь, поэтому даже ситуацию с художником, который внезапно ворвется в публичное пространство, каждый будет решать по-своему.
Художнику, особенно художнику-акционисту, жизненно необходимо внимание. Общественное порицание, активные обсуждения в медиа, действия со стороны пенитенциарной системы – без всего этого акция исчезнет в момент появления. Реакция должны быть неоднородной, категоричной, массовой. Это необходимые инструменты, которые общество вкладывает в руки художника для завершения его работы. Сможет ли сегодня украинское общество дать их хоть одному художнику? Ведь такая ситуация возможна только во время общественной апатии и застоя, которые дают возможность художнику действовать, системе отвечать, а общественности наблюдать за происходящим, что абсолютно невозможно в современной Украине.
Затрагивая в наших материалах тему акционизма, мы пришли к выводу, что у большинства читателей это явление вызывают в лучшем случае непонимание, а в худшем - исключительное неприятие. Чтобы разобраться в вопросе, мы подготовили серию материалов об истории акционизма, его инструментах и задачах. В первой статье редактор раздела «Искусство» сайта Colta Сергей Гуськов рассказывает, как работает акционизм и для чего он нужен.
Как это работает
Недавно мой знакомый Михаил Заиканов . Создал секретную группу в Facebook, куда, правда, сразу же записал несколько сотен френдов, которых призвал добавлять других возможных участников. Там же он разъяснил суть готовящейся акции, предложил сценарий и пересказал советы юристов, с которыми загодя проконсультировался. Предупреждённые (благодаря той же группе в FB) журналисты и блогеры прибыли на место заранее. Наконец, час икс. Собираются люди и выстраиваются в очередь к «Макдоналдсу» около метро «Пушкинская». Полицейские просят разойтись и стандартно «не препятствовать пешеходам». Участники акции, сделав своё дело, уходят.
В соцсетях появляются фотографии, новостные сайты публикуют материалы: акцию называют флешмобом, участников - политическими активистами. Местами перевираются детали. Произошедшее интерпретируется, в зависимости от СМИ в него вкладываются разные смыслы. Акции при всей своей непосредственности существуют, прежде всего, в документации - фото, видео, описания. Свидетелей обычно не так уж и много, да и человеческая память не самая надёжная штука: подробности забываются, фантазии добавляются. Поэтому художники стараются звать тех, кто запечатлеет их акцию.
Это один из сценариев - далеко не единственный, хотя и характерный. Подготовительный этап, как и реализация задуманного, может быть сложнее или проще, задействовано может быть больше или меньше участников. Технология одна: зависит всё, как и в случае живописи, скульптуры или видеоарта, от таланта конкретного художника и обстоятельств.
При чем тут политика
Акционизм всегда был одной ногой на территории радикальной политики, рядом с гражданским сопротивлением и борьбой за права. Он довольно часто и воспринимается так, словно это своего рода протест. Хотя при этом забывают, что, во-первых, художники используют злободневные сюжеты в игровой форме, а во-вторых, политическая тематика нужна им в большинстве случаев для решения скорее внутрихудожественных вопросов, чем общественных.
Иногда бывает сложно сказать, что перед нами - политическая или художественная акция, произведение искусства или гражданский протест. Но обычно определяется довольно легко, хотя какого-то универсального правила нет. Только на глаз. Оттого и столько споров. Понятно, что самосожжение Яна Палаха в Праге в 1969 году не находится на территории искусства, тогда как акция группы «Войны», когда те поминали Дмитрия Пригова в московском метрополитене - совсем не про политику в общепринятом понимании.
В России, где публичная политика отсутствует, любое действие в общественном месте - а художественные акции бессмысленно проводить в уединении - рассматривается как угроза «порядку вещей» с одной стороны теми, кто это порядок поддерживает, и с другой - теми, кто его хочет изменить. Отсюда такая чрезмерная политизация действий «Войны», Pussy Riot или Петра Павленского. И это реакция не только властей, но и большинства жителей страны - хотя, например, в конце 1980-х и 1990-х деятельность московских акционистов воспринималась менее агрессивно или восторженно, да и вообще без пафоса. Скорее, как чудачество или хулиганство. Всё-таки «лихие 1990-е», чего только не происходило, помимо акций.
Властям, ФСБ и тогда ещё милиции было наплевать на художников до того момента, пока те не покусились на святое. В 1999 году участники группы «Внеправительственная контрольная комиссия» залезли на Мавзолей с транспарантом «Против всех», где и были задержаны. Тогда по закону если бы большинство граждан проголосовало на любых выборах, президентских или депутатских, против всех, то все прежние кандидаты должны были быть сняты с голосования, что угрожало сложившейся политической системе. Этот недосмотр позже был исправлен властями, а за деятельностью художников-акционистов стали следить. И пресекать. И ироничная «Монстрация», и всемирно известные танцы в храме Христа Спасителя, и прибивание яиц к мостовой на Красной площади сталкивались с запретами, заканчивались уголовным преследованием, а то и самыми настоящими репрессиями.
В России, где публичная политика отсутствует, любое действие в общественном месте - а художественные акции бессмысленно проводить в уединении - рассматривается как угроза «порядку вещей», с одной стороны, теми, кто это порядок поддерживает, и с другой, теми, кто его хочет изменить.
Зачем это нужно и почему так выглядит
Художественные акции позволяют лучше понять историю страны и настроения в обществе. Самые яркие акции, как и лучшие фильмы или книги, могут сказать о времени больше, чем учебники истории. Но это и так очевидно. Современному искусству свойственно обращаться к злободневным сюжетам, но то, как это делается - не всегда самым очевидным образом, - помогает иначе взглянуть на происходящее. Когда в 1990-е на месте снесённого памятника Дзержинскому художник Александр Бренер взывал к прохожим: «Я ваш новый коммерческий директор!», это было знаком сменившейся эпохи - на место одной «святыни» пришла другая.
Сами художники в свои акции, как и в большинство произведений в других медиа (живопись, инсталляции, видео), вкладывают зачастую вовсе не то, что в них ожидают увидеть. При этом художники могут очень серьёзно и убедительно рассказывать о политической подоплёке своей деятельности, но, помимо того, есть внутренняя логика развития искусства, есть эволюция самого художника - и то и другое довольно запутанные. Но само появление и распространение акционизма связано, прежде всего, с тем, что искусство всегда ищет и находит новые, более доступные способы диалога со зрителем. Венские акционисты вышли на улицы и в другие публичные места в те годы, когда уже нельзя было не замечать влияние СМИ и то информационное пространство, которое они создают. Сегодняшние художники точно так же среагировали на интернет и социальные сети: те же акции «Войны», Pussy Riot и Павленского без этого просто были бы не замечены.
Самая распространённая реакция: «Все это ерунда, мы и сами так можем сделать, вот раньше было настоящее искусство». Но в какой-то момент восприятие той же живописи изменилось под влиянием новых обстоятельств (что не означает, что картина не станет в будущем актуальным медиа - всё возможно), даже с классикой мы сталкиваемся в копиях - в отлично напечатанных альбомах или в сети. У людей, в том числе и у тех, кого художественные акции возмущают, уже другой взгляд на вещи по сравнению с тем, что был пару десятков лет назад, а вот сознание, принимающее изменения, традиционно запаздывает. Впрочем, так же возмущало современников любое новое для какой-либо эпохи искусство.
Входную дверь в главное здание ФСБ на Лубянке, став вместе с тем самым обсуждаемым человеком недели в российском медиапространстве. До этого Павленский был известен рядом других провокационных акций: он прибивал мошонку к брусчатке Красной площади, зашивал себе рот у Казанского собора в Санкт-Петербурге в поддержку Pussy Riot и отрезал мочку уха на заборе института психиатрии имени Сербского. Из-за новой акции на Павленского было заведено дело по статье «Вандализм», а 10 ноября Таганский суд Москвы вынес решение заключить Павленского под стражу на 30 суток.
Акции Павленского не в первый раз делят общество на два лагеря: одни называют его художником № 1 в России, другие не понимают и чуждаются слова «акционизм» как такового. Как бы то ни было, противостоянию акционизма и широкого московского зрителя уже четверть века - первыми московскими акционистами принято считать таких узнаваемых сегодня художников, как Анатолий Осмоловский или Олег Кулик. В дни, когда общественность следит за ходом событий вокруг Павленского, The Village вместе с экспертами в области современного искусства вспоминает, где разворачивались запоминающиеся художественные акции последних 25 лет и что они означали.
Антонина Баевер
художница и куратор
Акционизм - это по сути другое название перформанса. Как известно, Йозеф Бойс называл свои перформансы акциями, венские акционисты - тоже. Грубо говоря, началось всё после войны, с переходом искусства из картины в реальное непосредственное взаимодействие со зрителем. Понятно, что сформировавшаяся группа художников, начавших с этим работать, следовала заветам дадаистов, и свои задачи они определяли как стирание границ между искусством и жизнью. Мне кажется, такие задачи ставят перед собой художники и сегодня.
Катрин Ненашева
Акционизм - это вид публичного анализа. Понятно, почему власти в последнее время принимают акционистов за преступников, а публика - за террористов (особенно в антивоенном дискурсе). Стать свидетелем и участником этого самого анализа может абсолютно любой человек - в том и опасность акционизма не столько для власти, сколько для общества, которое не особо хочет всматриваться и вчитываться. Задача акционизма - анализировать различные процессы (культурные, социальные, политические) и вскрывать на тухлом теле новые рубцы, в том числе и за счёт различных реакций, следующих за актом. Либеральная интеллигенция уже вшила в наши мозги этот одиозный код про «Путин - чмо», но на этом далеко не уедешь. Так что в задачи акционизма входит и выявление новых тем для диалогов, поиск ключей для вскрытия железных сейфов, популяризация нерастиражированных проблем (особенно это относится к жизни узких притесняемых групп).
Когда я вместе со своей соратницей Аней Боклер отбывала арест за бритьё на Красной площади в рамках месячной акции «Не бойся», следователь сказала: «Красная площадь - резиденция нашего президента и даже за бесплатную раздачу мороженого там вы попадёте под арест». Когда вся страна - резиденция нашего президента, акционизм не может не быть политическим жестом, такова действительность. Поэтому тут стоит опираться в первую очередь на то, как позиционирует себя субъект, выполняющий акт, и как своё действие интерпретирует посредством экспликации («релиза»). Всё, больше никаких критериев. Конечно, не стоит забывать о тех самых средствах художественной выразительности - метафоры, детали, метод - всё это важно, если ты позиционируешь себя как художник. Другое дело, что само государство и социум всё меньше и меньше оставляют акционистам как художникам пространства для этого. Последняя акция Павленского - яркий тому пример. Это метафизика, которая кажется мне важной в этом разговоре. Если художники поджигают двери - мы все в этом виноваты. И СМИ в том числе.
Сейчас в России складывается абсолютно новый формат акционизма, я его называю «русский народный». Среди его особенностей - расширение сюжетного поля за счёт постоянного участия полицейских и расширение самого поля действия за счёт абсурдных обвинений и арестов. Кроме того, появился такой фактор, как «экстремизм». Сейчас практически со всеми акционистами работают сотрудники центра «Э» - это расширяет и семантические подтексты самого акта. А вообще именно сейчас российский акционизм поднял ногу, чтобы переступить тот самый горящий порог Лубянки.
Движение Э.Т.И., «Э.Т.И. - Текст»
1991 год, Красная площадь
Пионеры того, что принято называть московским акционизмом, созданное Анатолием Осмоловским «Движение Э.Т.И.», выкладывают телами на брусчатке Красной площади слово на букву Х. Формально перформанс был приурочен к выходу 15 апреля 1991 года закона о нравственности, включавшего в том числе запрет на нецензурную брань в общественных местах. Именно эту акцию многие арт-критики считают стартовой для московского акционизма из-за вызванного ею общественного резонанса.
Олег Кулик, «Бешеный пёс»
1994 ГОД,
Якиманка,
галерея Марата Гельмана
В ноябре 1994 года киевский художник Олег Кулик впервые показал Москве своего знаменитого человека-собаку - один из символов отечественного радикального искусства 90-х годов. Обнажённый Кулик на цепи выскочил из дверей галереи Марата Гельмана на Якиманке, другой конец цепи при этом держал Александр Бреннер, ещё один видный московский акционист. Потом свои «собачьи» перформансы Кулик где только не показывал: в Цюрихе, Стокгольме, Роттердаме и Нью-Йорке. По словам художника, он понял, что «собачий цикл» себя исчерпал, тогда, когда его стали приглашать выступать в этом образе на закрытые мероприятия за деньги.
Александр Бренер, «Чего не доделал Давид»
1995 ГОД, Лубянская площадь
Художник Александр Бренер, в 90-е исследовавший отношения человека и законодательства, 11 мая 1995 года пересёк поток машин, стал в центр Лубянской площади, где раньше стоял памятник Феликсу Дзержинскому, и громко прокричал: «Здравствуйте! Я ваш новый коммерческий директор!» Вторую из своих самых известных акций Бренер провёл за несколько месяцев до этого: вышел на Красную площадь в боксёрских перчатках и закричал: «Ельцин! Выходи, подлый трус!» В 1997 году художник навсегда уехал из России.
Анатолий Осмоловский, Авдей Тер-Оганьян,
Константин Звездочётов и другие, «Баррикада»
1998 ГОД , Большая Никитская улица
К 30-летию французской студенческой революции группа московских акционистов перекрыла пустыми картонными коробками Большую Никитскую улицу, скандируя лозунги типа «Запрещено запрещать!», «Вас обманывают!» и «Вся власть воображению!». Это самая многочисленная художественная акция, проведённая в Москве: в ней приняли участие около 300 человек. Авторы «Баррикады» - художники и друзья журнала «Радек» - определили свой поступок как испытание нетрадиционных технологий политической борьбы в современной им России.
Авдей Тер-Оганьян, «Юный безбожник»
1998 ГОД , «Манеж»
Знаменитый перформанс Авдея Тер-Оганьяна на выставке «Арт-Манеж-98»: рубка топором икон «Спас Нерукотворный», «Владимирская Божья Матерь» и «Спас Вседержитель». По словам куратора «Арт-Манежа» Елены Романовой, таким образом художник противопоставил своё видение мира ортодоксальному христианству. Перформанс был прекращён по требованию возмущённых зрителей, а на Тер-Оганьяна возбудили уголовное дело по статье «Возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды», которое было закрыто в 2010 году, предположительно по истечении срока давности. Тер-Оганьян уехал из России в 1999 году.
Олег Мавроматти, «Не верь глазам своим»
2000 ГОД , Берсеневская набережная
Самый известный перформанс акциониста Олега Мавроматти: во дворе Института культурологии Минкульта РФ его привязали к деревянному кресту, прибили к нему гвоздями, а на спине гвоздём вырезали слова: «Я не сын бога». Эта акция должна была десакрализовать боль и физическое страдание. На Мавроматти также было заведено уголовное дело по обвинению в разжигании межнациональной и межрелигиозной розни, в нулевых ему пришлось уехать из России.
Группа «Бомбилы», «Автопробег несогласных»
АПРЕЛЬ 2007 ГОДА , Покровский бульвар
Группу «Бомбилы» создали ученики и сотрудники студии Олега Кулика Антон «Безумец» Николаев и Александр «Супергерой» Россихин. В день «Марша несогласных» 14 апреля 2007 года по улицам Москвы ездила «семёрка», на крыше которой занимались любовью мужчина и женщина. Таким образом художники хотели сказать, что контроль над обществом аналогичен контролю над сексуальной жизнью. Многие считают эту акцию открывшей волну нового российского акционизма.
Группа «Бомбилы», «Белая линия»
МАЙ 2007 ГОДА, Крымский вал
В том же году «Бомбилы» организовали ещё одну известную акцию - отсылая к гоголевскому «Вию», очертили мелом круг по линии Садового кольца. Круг замкнулся на Крымском валу, а сами художники заявили, что хотели очистить Москву от нечисти, заполонившей центр.
Группа «Война»,
«***** за наследника медвежонка»
МАРТ 2008 ГОДА
,
Биологический музей имени Тимирязева
Акция , надолго определившая образ главной акционистской группы конца нулевых, среди далёких от современного искусства людей: одновременный секс нескольких пар в биологическом музее накануне президентских выборов 2008 года. По словам активистов, в момент, когда Владимир Путин объявил о том, что его преемник - никому не известный на тот момент Дмитрий Медведев, «страну действительно поимели», а они - перевели это на язык современного искусства.
Группа «Война»,
«Лёня ***** крышует федералов»
2010 ГОД, Кремлёвская набережная
22 мая 2010 года активист «Войны» Леонид Николаев, больше известный как Лёня *** (Чокнутый), запрыгнул на служебную машину ФСО с мигалкой неподалёку от Большого каменного моста. За эту акцию Николаеву предъявили обвинение по статье «Хулиганство», предусматривающую максимальное наказание в виде ареста сроком до 15 суток.
Группа «Война», «Лобзай мусора»
2011 год, «Китай-город» и другие станции метро
Вступление в силу 1 марта 2011 года закона «О полиции» активистки группы «Война» отметили акцией в московском метрополитене: Надежда Толоконникова и Екатерина Самуцевич целовали сотрудниц полиции. Толоконникова позже отмечала, что женщин больше шокировало не то, что их целуют, а то, что это делают представительницы одного с ними пола.
Pussy Riot, «Богородица, Путина прогони»
2012 ГОД , храм Христа Спасителя
Про «панк-молебен» феминистской панк-группы Pussy Riot в Храме Христа Спасителя слышали, кажется, даже в самых отдалённых уголках России, и нужды что-либо рассказывать о нём нет. После перформанса две из его исполнительниц - Надежда Толоконникова и Мария Алёхина - были приговорены к двум годам лишения свободы по статье «Хулиганство» и освобождены в декабре 2013 года по амнистии, за два месяца до официального окончания срока заключения. Надежда Толоконникова после не раз признавала акцию в ХХС неудавшейся.
Пётр Павленский, «Фиксация»
2013 год , Красная площадь
Первая московская и одновременно самая известная акция петербургского акциониста Петра Павленского: обнажённый художник прибил свою мошонку гвоздём к каменной брусчатке Красной площади. Сам Павленский позже пояснил, что акция стала метафорой апатии и политической индифферентности российского общества. Многие акционисты 90-х годов дали поступку Павленского высокую оценку , зато министр культуры Владимир Мединский всем поклонникам творчества Павленского посетить Музей истории медицины и психиатрии.
Катрин Ненашева, «Не бойся»
Июнь 2015 ГОДА, Красная площадь
30-дневная акция перформансистки Катрин Ненашевой в поддержку заключённых женщин, завершившаяся также на Красной площади. Ненашева месяц ходила по Москве только в тюремной робе, а в финальный день её соратница Анна Боклер обрила голову Катрин налысо в двух шагах от Кремля. Не успев закончить перформанс, девушки были задержаны и заключены под арест на трое суток.
Пётр Павленский, «Угроза»
ноябрь 2015 ГОДА, Лубянская площадь
«Угроза неизбежной расправы нависает над каждым, кто находится в пределах досягаемости для устройств наружного наблюдения, прослушивания разговоров и границ паспортного контроля. Военные суды ликвидируют любые проявления свободы воли. Но терроризм может существовать лишь за счёт животного инстинкта страха. Пойти против этого инстинкта человека заставляет безусловный защитный рефлекс. Это рефлекс борьбы за собственную жизнь. А жизнь стоит того, чтобы начать за неё бороться», - так прокомментировал поджог дверей в главное здание ФСБ Пётр Павленский. В Таганском суде Москвы, где 10 ноября выносился приговор по делу художника, Павленский потребовал судить его за терроризм - как «крымских террористов», режиссёра Олега Сенцова и анархиста Александра Кольченко. Однако суд отказался переквалифицировать дело и приговорил Павленского к месяцу в СИЗО.
Loading...