Экзистенциализм – философское течение в русской философии. Его виднейшими представителями были Н. Бердяев и Л. Шестов. Русский экзистенциализм формировался в условиях нарастания в стране общественного и духовного кризиса. Общие черты экзистенциализма в России – его религиозная окрашенность, персонализм, антирационализм, борьба за свободу человеческого существования и т. д.

Бердяев Николай Александрович один из основных представителей русского экзистенциализма. Одной из главных проблем философии Бердяева является проблема существования человека и в связи с этим смысл бытия в целом. Решение этой проблемы может быть только антропоцентрическим, смысл бытия обнаруживается в смысле собственного, человеческого, существования. Существование, наполненное смыслом – это существование в истине, которая достижима человеком на путях спасения или творчества. Творчество, присущая человеку способность к нему, божественна и в этом состоит ее богоподобие.

Субъектом бытия выступает личность как «»качественно своеобразная духовная энергия и духовная активность – центр творческой энергии. Личность, по Бердяеву, - это единство двух природ – Божественной и человеческой. То есть, на этом этапе, субъектом бытия выступает двуединство Бога и человека. Для выражения изменившейся роли личностного духа он использует методологию экзистенциальной философии. Главным субъектом бытия становится дух. Объект – это взаимодействие двух интенций духа: 1) направленность духа на самого себя (интериоризация); направленность на объективный мир (экстериоризация).

Общество, по Бердяеву, представляет господство коллектива, где положение человека опосредовано безличными нормами и законами, отношение человека к человеку определяется через отношение человека к коллективу.

Рассматривая понятие «свобода» он определял ее как ничем не обусловленную творческую мощь, возможность новизны.

Говоря о гносеологии, Бердяев считал, что имеются два рода познания – свободное, необъективированное (вера) и принудительное, объективированное (наука). Высшая общность людей достигается в Боге. Она представляет собой соборность как внутреннее духовное общество людей. Философская антропология имеет основой идею о богоподобии человека и вочеловечивании Бога. Бердяев разделяет летописную, земную и небесную, метаисторию. Рассмотрение смысла истории связано с проблемой исторического времени. Рассматривая время как бесконечное, можно понимать его как бессмысленное. В историософию Бердяев вводится принципиальное положение о конце истории. Но конец истории у него – это преодоление объективации, то есть отчужденности, вражды и безличности. В истории внимание Бердяева привлекают два переломных момента: возникновение христианства и возникновение гуманизма. Христианство внесло в сознание понятие свободы как творческого добра или зла. Гуманистическое направление внесло веру в «самобытные силы» человека.

Шестов Лев Исаакович – один из представителей русского экзистенциализма. Экзистенциальная философия, по Шестову, это философия жизни в сочетании с философией веры или философией абсурда. В центре внимания экзистенциальной философии Шестова находится человек и жизнь человека. В связи с этим главной задачей философии он считал выявление основ этой жизни. У него наблюдается противопоставление «живой жизни» в ее реальной сущности и неких «отвлеченных начал» - абстрактной системы миропорядка и морали, то есть принципов, навязываемых человеку разумом и наукой. Главенствующую роль играет идея упорядоченности мира, действия в нем каких-то «объективных» закономерностей, выступающих «непреодолимыми», сковывая человека. В то же время реальное человеческое существование не подчиняется никаким законам, так как мышление носит спонтанный и иррациональный характер. В центре внимания философии Шестова находится индивидуальное человеческое существование. Путь к личному спасению для человека шестов усматривает в творчестве, а позднее и в религии. Именно Откровение ведет к настоящей истине и свободе.

Философия «русского зарубежья».

Тема: Экзистенциалистские идеи в русской философии

Тип: Контрольная работа | Размер: 34.61K | Скачано: 56 | Добавлен 11.04.11 в 14:45 | Рейтинг: +1 | Еще Контрольные работы

Вуз: ВЗФЭИ

Год и город: Тула 2010

Введение

Экзистенциализм, или философия существования — один из самых популярных и влиятельных течений современной общественной мысли. Впервые об экзистенциализме заговорили в конце 20-х годов ХХ века. Многие считали это направление философии бесперспективным, но вскоре оно выросло в крупное идейное движение. Это движение разделяется на два направления: атеистическое (представители — М. Хайдеггер в Германии, Ж.П. Сартр, А. Камю во Франции) и религиозное — К. Ясперс (Германия), Г. Марсель (Франция). Такое деление весьма условно, ибо для многих представителей нерелигиoзного экзистенциализма утверждение, что Бог умер, связано с признанием невозможности и абсурдности жизни людей без Бога.

На формирование современной философии существования огромное влияние оказали предшествующие теории и труды С. Кьеркегора, Ф. М. Достоевского, Ф. Ницше, М.Унамуно, а также феноменология Э. Гуссерля и философская антропология М Шелера.

Идеи экзистенциализма, защищали и развивали многие выдающиеся философы. В Германии — это Мартин Хайдеггер (1889—1976 гг.), Карл Ясперс (1883—1969 гг) Во Франции — Жан Поль Сартр (1905—1980), Альбер Камю 1913—1960), В России — Лев Шестов, (1866—1938). Николай Бердяев (1874—1948).

Экзистенциализм — философское выражение глубоких потрясений, постигших общество во время кризисов 20-х, 40-х гг. Экзистенциалисты пытались постигнуть человека в критических, кризисных ситуациях. Они сосредоточились на проблеме духовной выдержки людей, заброшенных в иррациональный, вышедший из-под контроля поток событий.

Кризисный период истории, то есть ХХ век, экзистенциалисты рассматривают как кризис гуманизма, разума, как выражение «мировой катастрофы». Но в этой неразберихе пафос экзистенциализма направлен против личной капитуляции перед «глобальным кризисом». Сознание человека, живущего в ХХ веке, отличается апокалипсическим страхом, ощущением покинутости, одиночества. В задачу экзистенциализма входит создание новых определений предмета философии, ее задач и возможностей новых постулатов.

Тип их философствования отличался от академической мысли. Экзистенциалисты не предлагали новых философских конструкций. Они ставили в центр внимания индивидуальные смысложизненные вопросы и проявляли интерес к проблематике науки, морали, религии, философии истории в той мере, в какой она соприкасалась с этими вопросами. В работах экзистенциалистов нет движения от простейших определений предмета ко все более всестороннему и конкретному его пониманию, что отличает теоретическую мысль от других форм духовного освоения действительности. Их работы отличает, скорее, сюжетность, художественность.

Центральные вопросы экзистенциализма — существование человека, смысл его жизни и судьбы в мире — необычайно созвучны любому, задумывающемуся над своим бытием, человеку. Вот почему экзистенциализм столь популярен и поныне.

1. Вклад Ф.М. Достоевского в развитие философии экзистенциализма.

Предтечей экзистенциализма как философии существования человека по праву называют великого русского писателя-мыслителя Ф.М.Достоевского.Его заслуги переоценить сложно, из-под пера писателя выходило философские осмысление социального и духовного кризиса России, диалогическое столкновение самобытных личностей, страстные поиски общественной и человеческой гармонии, глубокий психологизм и трагизм.

Рассматривать его произведения, как представляется, следует не с политической, экономической или религиозной позиций, а с точки зрения смысложизненных ориентиров, которыми руководствуется человек при построении стратегии своей жизни. Исходя из этого, Достоевского называют предтечей экзистенциализма.

На протяжении всего творчества писателя в его произведениях прослеживается основополагающий экзистенциальный принцип: «всеидейность» человеческого существования. При описании персонажа не имеет, практически, никакого значения, кем является человек на данный момент, его возраст и какое социальное положение он занимает. Определяет его характеристику то, в чем он видит свое существование, а именно смысл жизни, свое предназначение, задачи и др. Все это можно назвать идеей существования. Встает разумный вопрос - возможно ли жить без идеи. Достоевский не отвечает на него прямо, но косвенно можно сделать вывод, что вряд ли это возможно. Если же вдруг, человек теряет определяющую идею, то он превращается в «живого» мертвеца, поскольку наличие смысложизненных конструктов - неотъемлемая часть разумности и человечности.

Философское творчество Достоевского имеет не одну, а несколько исходных точек, но наиболее важной и даже определяющей для него была тема о человеке. Вместе со всей русской мыслью Достоевский—антропоцентричен, а его философское мировоззрение есть, прежде всего, персонализм, окрашенный, правда, чисто этически, но зато и достигающий в этой окраске необычайной силы и глубины. Нет для Достоевского ничего дороже и значительнее человека, хотя, быть может, нет и ничего страшнее человека Человек—загадочен, соткан из противоречий, но он является в то же время — в лице самого даже ничтожного человека — абсолютной ценностью. Поистине—не столько Бог мучил Достоевского, сколько мучил его человек,—в его реальности и в его глубине, в его роковых, преступных и в его светлых, добрых движениях. Обычно—и справедливо, конечно,—прославляют то, что Достоевский с непревзойденной силой раскрыл «темную» сторону в человеке, силы разрушения и беспредельного эгоизма, его страшный аморализм, таящийся в глубине души. Да, это верно. Антропология Достоевского прежде всего посвящена «подполью» в человеке. Было бы однако, очень односторонне не обращать внимания на то, с какой глубиной вскрывает Достоевский и светлые силы души, диалектику добра в ней. В этом отношении Достоевский, конечно, примыкает к исконной христианской (то есть святоотеческой) антропологии; Бердяев совершенно неправ, утверждая, что «антропология Достоевского отличается от антропологии святоотеческой». Не только грех, порочность, эгоизм, вообще «демоническая» стихия в человеке вскрыты у Достоевского с небывалой силой, но не менее глубоко вскрыты движения правды и добра в человеческой душе, «ангельское» начало в нем. В том-то и сила и значительность антропологического антиномизма у Достоевского, что оба члена актиномии даны у него в высшей своей форме.В своих произведениях он развивал мысль о том, что человек является феноменом не только сложным, но и противоречивым, далеко не познанным.

Человек, по его мнению, должен осмыслить себя и свое назначение в мире - быть личностью. Каждый должен оставить в обществе пусть небольшой, но след, отпечаток своей личности. Человеку важно быть нравственным - вот суть смысла жизни, по Достоевскому. Человек обязан быть не просто личностью - его жизнь должна быть идейно насыщенной.

Анализ романов писателя позволяет выделить ряд идей, конституирующих бытие человека. Достоевский предлагает несколько вариантов, т. к. наличие определяющей идеи есть лишь основа, а что вырастет на этой основе, зависит от того, какой она будет.

Первый путь , путь человекобожества , путь абсолютной свободы, отрицания всяких авторитетов, в том числе и Бога. Человек возомнил, что ему все дозволено и поставил себя на место Бога. Философ изобличает соблазнительную ложь человекобожества на пути беспредельной свободы, говорит о ее губительности и опасности. Человек здесь отрицает не только Бога, но и теряет самого себя. Это было новое слово о человеке, когда в Европе витал дух ницшеанского «сверхчеловека».

Но существует и иной путь - путь богочеловека , где органически соединяются человеческая и божественная свободы. Это - путь следования Богу, путь Истины. Бог Достоевского - воплощенный моральный закон, высший нравственный идеал. Если у Ницше нет ни Бога, ни человека, а лишь неведомый сверхчеловек как идеал будущего, то у русского мыслителя сохраняется и Бог, и человек. Бог никогда не поглощает человека, человек не исчезает в Боге, он всегда находится на пути к Богу, к самосовершенствованию. Этот путь оказывается глубоко личностным, он и есть праведный и спасительный.

Страдание. Средством перехода от одной идеи к другой является страдание. Оно может принимать различные формы, но в любом случае это должно быть предельное страдание - душераздирающее, нетерпимое, разрушающее все устои, только тогда возможно будет перерождение. Переход от вседозволенности к идее умиротворения и покоя возможен только через долгое, мучительное самоистязание своей души, когда на первое место выдвигается Совесть и Сердце. Страдание это путь, посредством которого, человек обретает веру. Это есть вера в основное и «естественное» добро человеческой природы, в «естественную» возможность подлинного и всецелого «счастья», устраиваемого «естественными» же путями. Это есть прямое и решительное отвержение учения о «радикальном зле» человеческой природы, говоря терминами Канта, — отвержение доктрины первородного греха и доктрины искупления и спасения, во Христе принесенного людям.

Смерть. Теме смерти, как реальной, так и метафорической, в творчестве Достоевского уделено далеко не последнее место. Мы будем рассматривать образную смерть. Смерть есть источник страдания, от того, как ее воспримут, зависит то, по какому сценарию пойдет развитие человека и соответственно то, какой идеи он будет придерживаться. Писатель показывает идею смерти человека через раскрытие окружающих его условий и переживание их героем. Чаще всего она ассоциируется со страхами и одиночеством. В современном мире, с его множеством вариантов проживания жизни и наличием огромного количества социальных ролей, человек находится в толпе, скопище таких же, как и он, чувствует себя одиноким, пытается высказаться, но остается неуслышанным и невысказанным. Достоевский говорит, прежде всего, о моральной смерти нравственно деградирующей личности.

Вера. Вопросы веры занимают главное место, как в творчестве, так и в жизни самого писателя. Без православной веры немыслимо его существование. Однако в произведениях писателя вера носит характер не частных убеждений, а рассматривается как факт бытийности человека. По сути своей вера совпадает с общей идеей жизни. Странно было бы жить с идеей, в которую не веришь. Вера - противоположность смерти, безверия. Без веры, (в данном случае идеи) человек превращается в «живого» мертвеца как уже было сказано выше.
Свобода. Именно свободой выбора определяется существование человека. Достоевский утверждает, что все, по сути, свободны выбирать, вне зависимости от сложившихся обстоятельств. Выбор есть всегда. На известный русский вопрос - кто виноват, Достоевский отвечает излюбленной фразой - ответственны все. У каждого своя мера вины, одни виноваты в том, что сделали, другие в том, что не сделали. Кажущаяся невинность лишь иллюзия: каждый в ответе за мировое зло. И то, каким оно будет, зависит от того, как люди воспримут свою свободу.

Творчество Ф.М. Достоевского необыкновенно богато и значимо. В России оно оказало благоприятное воздействие на развитие последующей философии, на Западе - стало предтечей экзистенциализма - направления, поставившего в центр проблему человеческого бытия и бытия человека в мире.

2. Основные положения экзистенциализма в работах
Н.А.Бердяева и Л.И. Шестова

И в мировом экзистенциализме, и в русской религиозной философии Бердяев и Шестов относятся к числу наиболее заметных фигур.

В философском творчестве Н.А. Бердяева В.В. Зеньковский выделяет четыре периода, в каждом из которых разрабатываются какие-то приоритетные проблемы. Так, в первом периоде это - этическая проблематика, во втором - религиозно-мистическая , которая уже никогда не покидает философа, затем на первое место выходит историософия и, наконец, последний период знаменателен персоналистическими устремлениями. Однако, несмотря на подобную смену проблемного поля, постоянной и неизменной оставалась главная установка: сделать философию сознательно антропологической.

Философия, по Бердяеву, тем и отличается от науки, которая изучает внешний мир, феномены, что она есть учение о духе, то есть о человеческом существовании, где только и раскрывается смысл бытия. Свою философию он называет философией экзистенциального типа, философией духа. «Дух же для меня, - пишет он в «Самосознании», - есть свобода, творческий акт, личность, общение, любовь. Я утверждаю примат свободы над бытием. Бытие вторично, есть уже детерминация, необходимость есть объект».

Бердяев и другие религиозные экзистенниалисты подчеркивают, что Бог есть Дух, и встреча с ним воэможна лишь в духовном опыте, в свободе, в экзистенциальном общения, до отнюдь не в мире объективации, где имеют место отчужденность объекта от субъекта, поглощенность неповторимого индивидуального универсальным безличным и усредненным, детерминация извне, закрытие свободы и уничтожение всякой оригинальности в мнениях. Единственный способ разорвать мир объективации — это произвести освобождение от рабства, прорваться в вечность, осуществить победу над бытием. Именно в творческом акте, который есть экстаз, трансцендирование, по Бердяеву, и происходит освобождение человека от тяжести мира объективации, поскольку собственно в творческом акте разрывается замкнутость человеческого существования.

Таким образом, у Н. А. Бердяева человеческая личность есть свобода и независимость по отношению к природе, обществу, государству, поскольку она не детерминирована ничем, даже Богом.

Характеризуя личность человека как универсум, независимое целое, Н. А. Бердяев показывает, что никто не может вторгаться в этот универсум без дозволения самой личности. Человек как личность имеет гораздо большую ценность, чем нация, государство, а поэтому у него есть право и долг защищать свою духовную свободу и независимость от них. Для Н. А. Бердяева весь мир — ничто по сравнению с человеческой личностью, с единственной ее судьбой. Человеческая личность детерминирована изнутри, следовательно, быть личностью, индивидуальностью — значит определить свое особое предназначение в мироздании, утвердить полноту единственного бытия в бытии вселенском. Однако, поскольку личность не возможна без любви и жертвы, она не замкнута в себе, она неизбежно предполагает выход из себя к другим людям. Этот выход личности из себя к другим людям есть экзистенциальное общение «Я» с «Ты» и образование на этой основе «мы».

Итак, в центре философских интересов русского мыслителя находится человек. Но Н.А. Бердяев рассматривает его с позиций обновленного христианского вероучения, которое отличается от средневекового с его идеей подчинения Богу и личного спасения тем, что утверждает активную природу человека и его возможности обрести свое бессмертие на путях созидания-преображения мира и самого себя. Человек характеризуется как микрокосм и микротеос («малый Бог»), он - точка пересечения земного и божественного, низшего и высшего миров. Как природное существо, включенное в круговорот мировой жизни, он ограничен, но как созданный по образу и подобию Бога, он равновелик ему. И основное призвание человека, цель его жизни - соучастие в божественном миротворении.

Неотъемлемыми свойствами человека как существа активно-деятельного выступают свобода и творчество, они неразрывны в нем: «тайна творчества есть тайна свободы».

Свобода же рассматривается Н.А. Бердяевым как изначально данная, ничем, ни бытием, ни даже Богом не обусловленная (он называет ее добытийственной свободой). Свобода человека - это свобода воли, духа, человеческого сознания прежде всего. «Свобода, - поясняет он, - есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри, и свобода есть моя творческая сила, не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а мое созидание добра и зла, так как состояние выбора может давать человеку чувство угнетенности, нерешительности, даже не-свободы».

Такое понимание свободы тем не менее не есть самозамыкание и изоляция, напротив, - это «размыкание и творчество, путь к раскрытию в человеке универсума». Подлинной свободой Н.А. Бердяев считает творящую свободу, а не разрушающую. Творчество есть акт перехода из небытия в бытие, созидание нового в мире, устремленность к более совершенному бытию. Это «всегда прирост, прибавление, создание небывшего», но в то же время и преображение самого человека. В творческой деятельности он продолжает созидательную миссию Бога, становится богочеловеком. В этом философ видит оправдание человека, признание его особого места и назначения в мире - быть активным соучастником миротворения.

Элементами творчества Н.А. Бердяев называет добытийственную свободу, существующую до Бога, дар гения, который человек получает от Бога как «оружие божьего дела в мире»; соединяясь, переплавляясь, они порождают новизну в мире.

Однако, не все так просто. Если цель творческого порыва - достижение иного, восхождение в бытии, то результат творческого акта - вещь, картина, книга, здание, машина, правовое учреждение и т.п. Свободное изначально творчество перестает быть в них таковым. Оно подобно осадку, «выпадает» в наш мир, объективируется (проблема объективации становится также главной в философии Бердяева). Царство объектов обретает самостоятельность, независимость от духа, оно начинает жить по своим собственным законам. Объекты отчуждаются от жизни, от духа, противостоят ему, несут «не-свободу». Н.А. Бердяев фиксирует трагичность творчества и ставит вопрос о смысле творчества, культуры и истории, который задается концом, то есть выходом за пределы конечного. И вывод мыслителя таков: «Если нет абсолютного масштаба для оценки творчества, то все становится бессмысленным». «С точки зрения философии, - пишет он, - конец мира и истории есть, прежде всего, преодоление объективации, то есть преодоление отчужденности, безразличности, вражды». И Бердяев находит его на пути встречи с Богом, создании Царства Божьего, «когда для нас нет ничего внешнего, пустого, мертвого». Здесь «осуществляется царство любви», в котором получает свое окончательное бытие всякий лик». Такой идеал обозначается им термином «соборности» - общества как некоего внутреннего духовного общества, объединенного христианской любовью, где каждый ответственен за всех, равно как и все за каждого, и каждый руководствуется только собственной совестью.

В таком обществе и реализуется персоналистический принцип качественной неповторимости личности.

Но вернемся к трагичности творчества. Творчество, будучи взлетом, победой над тяжестью мира, обнаруживает в своих продуктах «тягу к низу, к отяжелению, омертвлению». На этом основании Н.А. Бердяев разводит понятия «культура» и «цивилизация». Культура есть творчество, процесс создания индивидом новых ценностей. Она выделяется многообразием, богатством, индивидуальностью. Цивилизацию же философ характеризует как переход от творчества ценностей к самой жизни, их овеществлению и тиражированию. Цивилизация потому механистична, обезличена, коллективный труд здесь вытесняет индивидуальное творчество. Признавая неизбежность цивилизации, Н.А. Бердяев, однако, не принимает утопических и консервативно-романтических проклятий в ее адрес, равно как и призывов возращения к примитивным формам бытия. Он ставит и разрабатывает проблему соотношения цивилизации и свободы человеческого духа и действия.

Очень ценными в этом отношении является его прогнозы грядущей технической цивилизации, предчувствия последствий все большего вторжения машин в человеческий мир. В ранней работе «Дух машины» (1915) и более поздней «Смысл истории». Глава - «Вхождение машины» (1923) пророчески прозвучали слова: «…Машина не только по видимости покоряет человеку природные стихии, она не только в чем-то освобождает, но и по-новому порабощает его».

Понимая технику довольно широко как умение достигать наибольший результат при наименьших затратах сил, Н.А. Бердяев ставит вопрос о ее соотношении с культурой и раскрывает их диалектическую связь. Без техники культура невозможна, но окончательная победа техники, вступление мира в техническую эпоху влекут культуру к гибели или перерождению. Техническая цивилизация наносит непоправимый вред природному, органическому началу культуры и становится необходимой защита человека от истребления природной среды, от тотального наступления техники. Н.А. Бердяев делает более основательный вывод: культура как вечный путь к преображению бессмертна, она продолжает жить не в количествах, а в качествах. Что же касается цивилизации, значение которой нельзя отрицать, то она должна быть облагорожена, наполнена духовным смыслом, который только и способен остановить безудержный техницизм, «экономический материализм» и т.п., угрозу творческой неповторимости.

Философские интересы Н.А. Бердяева многосторонни. Он ищет ответы на вопросы: почему человек, наделенный свободой духа, несмотря на героическую борьбу за свободу, остается несвободным. В начале он - раб природы, затем, создав культуру, государство, классы, он становится их рабом. В поле зрения его - поиски такого общества, где личность не была бы винтиком системы, функцией власти, государства, техники, а стала бы самоценной. Таким обществом он называет переоналистический социализм, где принцип личности и принцип общности объединяются на основе братства людей и народов.

Философия Н.А. Бердяева зафиксировала глубинные сдвиги в судьбе человека и человечества и своим отстаиванием абсолютной автономии личности как бы готовила ее к встрече с грозным врагом, проникающим на ее территорию и захватывающим человеческий дух, - миром объективации. Он ставит и по-своему решает животрепещущие вопросы российской действительности, размышляя о природе революции как аномалии в естественном развитии общества, ведущей к падению в бездну хаоса, к торжеству темных и злых сил. Его называют «русским Гегелем XX века», одним из величайших философов и пророков нашего столетия.

Л.И. Шестов (1866-1938) - один из самобытных и ярких мыслителей России, известный литературовед. Как В.С. Соловьев, К.Н. Леонтьев, П.А. Флоренский, Н.А. Бердяев, он развивает религиозно-идеалистическую философию, но делает это изнутри литературного опыта, размышляя над судьбой персонажей В. Шекспира, Ф.М. Достоевского, Ф. Ницше, С. Кьеркегора и др. Шестов считает, что их жизнь несет на себе печать пережитого авторами. Так способность Шекспира писать свои трагедии открылась благодаря тому, что поэт сам пережил все ужасы и трагизм человеческого бытия и перед ним предстали тайные муки и страдания человека.

В.В. Зеньковский считает творчество Л.И. Шестова как бы завершением традиции отечественной литературы проникать в глубинную суть философских проблем, быть художественно-литературным выражением философской мысли.

С юных лет Л.И. Шестов впитал а себя различные движения европейской культуры. Огромное влияние на него оказали искания Ф. Ницше, Ф.М. Достоевского, «Записками из подполья», которого он зачитывался. Близкими оказались философские настроения С. Кьеркегора, с чьим творчеством он познакомился, когда большинство работ его было уже опубликовано.

Одним из объектов философского исследования И.Л. Шестова становится европейский рационализм, от античности до Нового и Новейшего времени. Во всех своих произведениях и более всего в предсмертной работе «Памяти великого философа (Эдмунд Гуссерль)» он обрушивается на разум, выступая против его автономии, «ибо эта автономия немедленно превращается в тиранию разума».

Что имеет в виду философ? Было бы неверным понимать это как отрицание разума. Шестов протестует против культа разума и науки, который сложился в Европе, против превращения их в святыни. Такое положение он называет опасным заблуждением и вслед за В.Г. Белинским и Ф.М. Достоевским повторяет, что наука, не обремененная нравственными оценками и установками, превращается в разрушительную силу. Разум, вырабатывая какие-то «высшие цели», общие принципы, делает людей их рабами. «Во имя высших рациональных идей, - пишет он, - Филипп II сжег на костре кучу еретиков, а Петр I на костях тысяч крепостных воздвиг город на Неве».

Л.И. Шестов глубже, чем кто-либо, понял неправду разума в его претензии на обладание окончательной истиной. И он пытается вскрыть границы разума. Наука и европейская философия, начиная от Аристотеля, констатирует он, стремятся отыскать общие закономерные связи бытия и оставляют без внимания случайность. Разум поэтому не может ухватить все многообразие мира, от него «ускользает» случайность, а она-то как раз, по Шестову, и составляет суть бытия. Западная наука, таким образом, за общим, закономерным не видит, а потому и не интересуется единичным, индивидуальным.

Конечно, философа можно упрекнуть в непонимании диалектики необходимого и случайного, но его размышления приводят к искомому выводу, что последняя истина лежит не в разуме, а по ту сторону разума, а именно - в вере. Вера есть источник жизни и истинной свободы, тогда как принципы разума «с необходимостью и общеобязательностью» требуют безусловного подчинения, и в этом - их трагедия. «В границах чистого разума, - заключает Шестов, - можно построить науку, высокую мораль, даже религию, но нельзя найти Бога». И, если философия хочет приблизить нас к реальности, она должна ответить на вопрос: что есть Бог?

Те же претензии Шестов предъявляет и к этике, утверждающей «вечные начала». Его возмущает этический рационализм, подчиняющий поведение людей общепринятым законам и правилам. Человек, пишет он, рвется к свободе, а оказывается скованным неизменными моральными нормами. Они затмевают путь к подлинной реальности, которая шире и глубже мира необходимости.

Познакомившись с размышлениями датского философа С. Кьеркегора, Л.И. Шестов разделяет его интерес к тем сферам человеческого бытия, которые не подвластны разуму: отчаяние, страх, страдание, душевная боль. Близкой становится тема человеческого существования, развернутая в произведениях Ф.М. Достоевского. Он все чаще рассуждает о трагизме человеческого существования. Жизнь человека, по Шестову, имеет две стороны: одна - это устроенный, упорядоченный и уютный мир, другая - хаотическое нагромождение случайностей, страданий, боль, потери. Мы обычно принимаем первую, стремясь забыть о второй, но она столь же реальна, и надо иметь мужество принимать страдания, трагедию как проявление подлинной жизни. Осмысливая в таком плане трагизм жизни, Шестов оправдывает его и примиряет с ним. Мыслитель приходит к убеждению, что философия, если она хочет быть наукой о жизни человека, должна пройти через все муки бытия и помочь человеку принять жизнь и научить жить в ситуации трагизма.

Критикуя этический рационализм и утверждая иррациональную природу человека, Л.И. Шестов намечает поворот в сторону нового типа философствования, основанного не на научно-логических доказательствах, а на вере, которая только и может «объяснить» тайны бытия и облегчить человеку жизнь.

Будучи религиозным философом, он выстраивает мистическую этику, исходящую из того, что Бог есть и его природа сверхрациональна. Религиозные истины - глубочайшая тайна, неподвластная суду разума. Их просто надо принять на веру.

Своеобразны его суждения по важной богословской проблеме - теодицм. Бог создал природу и человека, но наделил человека свободой, чтобы он мог устраивать свою жизнь сам и научился бы управлять трудностями. Бог безграничен в своих возможностях, для него нет невозможного. В таком случае встает вопрос: почему же мир так немилостив к человеку, почему на его долю выпадает так много горя и страданий? Почему Бог ничего не меняет в судьбе человека?

Ортодоксальное богословие стремится избавить Бога от ответственности и все зло возлагает на человека. Л.И. Шестов нетрадиционен. Бог, пишет он, не нуждается в оправдании. Он помогает человеку вынести существование, невыносимое с точки зрения разума. Мудрость Бога в том и состоит, что только через страдание человек постигает истину бытия. Только пройдя через ужас и отчаяние, пережив «абсурдность» и трагизм существования, он сможет приблизиться к Богу на столько, чтобы понять смысл бытия. Без Бога принять и понять страдания невозможно, разум противится этому.

Оценивая творчество Л.И. Шестова его современник и друг Н.А. Бердяев писал: «Философия его принадлежала к типу экзистенциальной… Этот тип философии предполагает, что тайна бытия постижима лишь в человеческом существовании. Для Льва Шестова человеческая трагедия, ужасы и страдания человеческой жизни, переживания безнадежности были источником философии.

3. Филосовские школы и направления в русской философии.

1. Историческая философия П. Я. Чаадаева;

Основными направлениями его философии были:

Философия человека;

Философия истории.

Человек, по Чаадаеву, есть соединение материальной и духовной субстанций. Жизнь человека возможна только в коллективе. Находясь с рождения и до самой смерти в коллективе (обществе), человек становится человеком, вырастает как личность. Коллективное (общественное) сознание полностью определяет индивидуальное, субъективное. Жизнь в коллективе - основной фактор, отличающий человека от животных. Чаадаев выступал против индивидуализма, эгоизма, противопоставления частных, узкокорыстных интересов общественным.

Согласно Чаадаеву в основе исторического процесса лежит Божественное Провидение. Воплощение Божественной воли - христианство.

Христианство - стержень, двигатель истории.

Что касается истории России, то, по мнению Чаадаева, Россия «выпала» из мирового исторического процесса. Будущее России, по Чаадаеву, - вернуться в мировое историческое поле, освоить ценности Запада, но благодаря своей сложившейся столетиями уникальности выполнить историческую миссию в рамках общечеловеческой цивилизации.

Одним из главных факторов, влияющих на историю, судьбу государств и народов, по мнению философа, является географический. Главными причинами, вызвавшими деспотическое самодержавие, диктат центральной власти, крепостное право, Чаадаев считал необъятные, несоизмеримые с другими странами просторы России.

1. Философия западников и славянофилов — А. И. Герцен, Н. П. Огарев, К. Д. Кавелин, В. Г. Белинский, А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, Ю. Ф. Самарин, А. Н. Островский, братья К. С. и И. С. Аксаковы;

Западники хорошо усвоили философские традиции современной им западной философии (материализм, эмпиризм) и пытались привести их в русскую философию.

По мнению западников, отдельного от остальной цивилизации, «уникального» исторического пути России нет. Россия просто отстала от мировой цивилизации и законсервировалась сама в себе.

Благо для России - освоить западные ценности и стать нормальной цивилизованной страной.

Согласно славянофилам основу исторического бытия России составляют православие и общинный образ жизни, а русский народ принципиально отличается по своему менталитету от народов Запада (святость, соборность, набожность, коллективизм, взаимовыручка против бездуховности, индивидуализма, конкуренции Запада).

По их мнению, любые реформы, попытки насадить на русскую почву западные традиции рано или поздно оканчивались для России трагически.

1. Ортодоксально-монархическая философия — Н. В. Федоров, К. Н. Леонтьев;

Ее цели - отстоять существующий общественно-политический и нравственный порядок, нейтрализовать оппозиционную философию. Ее главным лозунгом в середине XIX в. было: «Православие, самодержавие, народность». Важную роль в ортодаксально-монархической философии играло религиозное направление.

Н.В. Федоров (1828 - 1903) сделал основными темами своей философии:

Единство мира;

Проблему жизни и смерти;

Проблему морали и правильного (морального) образа жизни.

Согласно Федорову мир един. Природа (окружающий мир), Бог, человек являются одним целым и взаимосвязаны между собой, связующим звеном между ними являются воля и разум. Бог, человек и природа взаимовлияют друг на друга, взаимодополняют и постоянно обмениваются энергией, имеют в своей основе единый мировой разум.

«Моментом истины» человеческой жизни Федоров считал ее конечность, а самым большим злом - смерть. Человечество должной задачи - победы над смертью.

Философ верил в такую перспективу. По мнению Федорова, победа над смертью возможна в будущем, по мере развития науки и техники, но она произойдет не путем нахождения способов воспроизводства жизни, оживления.

По Федорову, надежду на возможность оживления дал Иисус Христос.

Философия Федорова призывает к отказу от вражды. Грубости, конфронтации между людьми и к признанию всеми высших образов морали. Моральная жизнь всех без исключения людей, по Федорову, - путь к решению всех проблем и всемирному счастью. Согласно философу, в поведении человека недопустимы как крайний эгоизм, так и альтруизм. Необходимо жить «с каждым и для каждого».

К.Н. Леонтьев (1831 - 1891).

Одно из основных направлений философии Леонтьева - критика негативных явлений русской жизни. В центре данной критики был развивающийся капитализм. По мнению Леонтьева, капитализм - царство «хамства и подлости», путь к вырождению народа, гибели России. Спасение для Росси - отказ от капитализма, изоляция от Западной Европы и превращение ее в замкнутый православно-христианский центр (по образу Византии). Ключевыми факторами жизни спасенной России должны стать помимо православия самодержавие, общинность, строгое сословное деление.

Исторический процесс Леонтьев сравнивал с жизнью человека. Как и жизнь человека, история каждого народа, государства зарождается, достигает зрелости и затухает.

Если государство не стремится к своему сохранению, оно погибает. Залог сохранения государства - внутренне деспотическое единство. Цель сохранения государства оправдывает насилие, несправедливость, рабство.

Согласно Леонтьеву неравенство между людьми - желание Бога и поэтому оно естественно и оправдано.

1. Философия Ф. М. Достоевского;

Особую роль в философских взглядах Достоевского (которыми пропитано все его литературное творчество) занимает проблема человека. Достоевским было выделено два варианта жизненного пути, по которому может идти человек:

Путь человекобожества;

Путь богочеловека.

Путь человекобожества - путь абсолютной свободы человека. Человек отвергает всякие авторитеты, в том числе Бога, считает свои возможности безграничными, а себя - вправе делать все, он сам пытается стать Богом, вместо Бога. По Достоевскому, данный путь губителен и опасен как для окружающих, так и для самого человека. Идущий по нему потерпит крах.

Второй путь богочеловека - путь следования Богу, стремление к нему во всех своих привычках и поступках. Такой путь Достоевский считал наиболее верным, праведным и спасительным для человека.

1. Философия Л. Н. Толстого;

Известный русский писатель, Л.Н. Толстой (1828 - 1910), создал особую религиозно-философскую доктрину - толстовство. Суть толстовства в следующем:

• многие религиозные догмы должны быть подвергнуты критике и отброшены, как и пышный церемониал, культы, иерархия;
• религия должна стать простой и доступной для народа;
• Бог, религия - это добро, любовь, разум и совесть;
• смысл жизни - самосовершенствование;
• главное зло на Земле - смерть и насилие;
• необходимо отказатьсяотнасилиякакспособарешениякаких-либо проблем;
• в основе поведения человека должно быть непротивление злу;
• государство - отживающий институт и, поскольку оно - аппарат насилия, не имеет права на существование;
• всем необходимовозможнымиспособамиподрыватьгосударство,игнорироватьего - неходитьнаработучиновникам,неучаствоватьвполитической жизни и т.д.

За свои религиозно-философские взгляды в 1901 г. Л.Н. Толстой был подвергнут анафеме (проклятию) и отлучен от Церкви.

1. Революционно-демократическая философия — Н. Г. Чернышевский, народники Н. К. Михайловский, М. А. Бакунин, П. Л. Лавров, П. Н. Ткачев, анархист П. А. Кропоткин, марксист Г. В. Плеханов.

Общая черта данных направлений - социально-политическая направленность. Все представители указанных течений отвергали существующий общественно-политический и экономический строй, будущее видели по-разному.
Н.Г. Чернышевский видел выход из создавшегося кризиса раннего капитализма в «возвращении к земле» (к идее аграрности России), личной свободе и общинном укладе жизни.

Народности ратовали за непосредственный переход к социализму, минуя капитализм и опираясь на самобытность русского народа. По их мнению, для свержения, существующего стоя и перехода к социализму возможны все средства, наиболее эффективным из которых является террор.
В отличие от народников, анархисты вообще не видели смысла в сохранении государства и считали государство (механизм подавления) источником всех бед.

Марксисты видели будущее России в соответствии с учением К. Маркса и Ф. Энгельса социалистическим, с преобладающей государственной собственностью.

1. Философская антропология — Николай Николаевич Страхов

В своем главном филосовском произведении «Мир как целое» (1872), которое было практически не замечено современниками, Страхов обстоятельно развивал идеи органичности и иерархичности мира, отмечал, что единство мира обусловлено одухотворением природы, а истинная сущность вещей состоит в различных степенях воплощающегося в них духа. В человеке Страхов усматривал «центральный узел мироздания». Религиозный идеализм он обосновывал, вопреки господствующим тенденциям, данными естествознания.

Страхов различал три вида познавательной деятельности: чувственную (эмпирическую), рассудочную (рациональную) и разумную (идеальную). Материализм истинен лишь в границах чувственного познания единичных явлений. Ограниченность субъективного идеализма заключается в отрицании достоверности показаний чувств, что ведет к крайностям солипсизма. Снятие односторонностей материализма и идеализма происходит на рассудочной ступени познания путем постижения общего и существенного в вещах и познании. Благодаря предустановленной гармонии априорные рациональные понятия соответствуют реальным законам вещей, что указывает на наличие одной внешней Причины, установившей порядок вещей и порядок в идеальных понятиях. Разумное познание, открывая безусловное бытие, завершает познание.

Главный объект филосовской полемики Страхов — западноевропейский рационализм с его панрассудочностью и преклонением перед выводами естественных наук, способствующих утверждению в западной культуре материализма и утилитаризма.

1. Либеральная философия — В. С. Соловьёв.

Основными идеалами его философии были:

• идея всеединства - объединения и гармонии всех сторон бытия (материальной, духовной и др.);
• идея нравственности как главного аспекта жизни человека (низший уровень нравственности - право, высший - любовь);
• идея прогресса - как всеобщей связи поколений;
• идея воскрешения всех, как живых (духовное воскрешение), так и мертвых (телесно-духовное), как главная цель, в которой должно стремиться человечество;
• идея Бога как выражения добра;
• идея «богочеловека» - жизненного пути личности, который основан на следовании Богу, добре, нравственности;
• идея Софии - всеобщей божественной мудрости;
• русская идея, состоящая, по Соловьеву, из трех идей: «Святой Руси» (Москва - Третий Рим), «Великой Руси» (реформы Петра I) и «Свободной Руси» (дух декабристов и Пушкина).

1. Русская религиозная философия — С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский;

CH. Булгаков (1871 - 1944) выдвинул идею объединения всех христианских церквей в единую христианскую «экуменическую» Церковь.

Причину всех бед на Земле философ видел в разобщении. В обществе — это разделение на экономическую, политическую, духовную сферы и разобщенность внутри них.

В религии — разобщенность христианских церквей (православие, католичество, протестантизм). Выход из создавшегося положения Булгаков видел в объединении всех в едином, абсолютном и всемогущем Боге и единой христианской Церкви.

Булгаков выступал сторонником идеи Божественного предопределения судьбы человека и ответственности человека перед Богом после смерти.

Крупным представителем религиозного направления также был философ и священник П.А. Флоренский (1882 — дата смерти спорна - 1937 или 1943, погиб на Соловках в заключении).

Флоренский рассматривал мир как единое взаимосвязанное целое. По Флоренскому, целостный мир антиномичен (соткан из противоречий, например, хаотичность и логичность мира, единство и прочность Бога и т. д.).

Знание открывается разуму непосредственно. Флоренский выдвинул идею, что в будущем в связи с новейшими техническими открытиями будет найдено новое понимание взаимоотношений материи и духа, относительность, непостоянство времени и пространства.

Идеи Флоренского подтвердились благодаря открытиям в области квантовой механики, теории относительности Эйнштейна и др. физико-математическим открытиям.

Философское творчество П. Флоренского многогранно. Помимо указанных направлений его изыскания затрагивают все сферы философии.

1. Философия космизма — Н. Ф. Фёдоров, В. И. Вернадский, К. Э. Циолковский, А. Л. Чижевский;

Космизм — направление в философии, которое рассматривало космос, окружающий мир (природу), человека как единое взаимосвязанное целое.

В.И. Вернадский (1863 — 1945) — крупный русский и советский ученый и философ-космист. Подробно обосновал теорию ноосферы.

По мере эволюции человека усиливается его преобразующая деятельность окружающей природы. Появляется ноосфера — сфера разума, жизни человека, его материальной и духовной культуры. Ноосфера постоянно расширяется и охватывает другое области бытия. Биосфера (сфера жизни) постоянно, но неуклонно переходит в ноосферу.

По Вернадскому, в будущем ноосфера станет ведущей на Земле и переместится в космос.

К.Э. Циолковский (1857 — 1935) был сторонником идеи вечности, несотворимости, неуничтожимости материи. В основе материи Циолковский видел мельчайшие частицы - атомы. Атомы, принимая различные конфигурации, создают все разнообразие материальных тел.

Разрушаясь, вещество, тело не исчезает совсем — оно распадается на атомы, из которых возникают новые вещества и тела. Во Вселенной существует круговорот атомов, а материя сохраняется, периодически меняя форму.

Циолковский не считал цивилизацию Земли единственной и уникальной формой жизни во Вселенной. По Циолковскому, космос по своей сути живой и жизнь — неотъемлемая черта космического бытия. Поэтому во Вселенной существуют и иные разумные миры, разумные цивилизации.

Циолковский верил в возможности науки и техники, человека покорить космос и в общении межпланетных цивилизаций в будущем.

Н.В. Бугаев (1837 — 1902) построил философскую систему космических монад. Согласно данной теории, весь космос состоит из бесчисленного множества духовных единиц — монад. Монады концентрируют в себе энергию, знания, «воспоминания прошлого». Благодаря жизни и взаимодействию космических монад возможна как земная, так и вселенская цивилизация.

А.Л. Чижевский (1897 — 1964) создал уникальную и оригинальную философскую систему космической биологии. Суть ее в том, что развитие жизни на Земле (биосферы) происходит не только под влиянием внутренних причин, но и находится под сильнейшим влиянием космоса. Определяющую роль в процессах, происходящих на Земле, в жизни биосферы, по Чижевскому, играет Солнце. Всплески активности Солнца влияют на поведение животных, приливы и отливы, социальные катаклизмы — войны, революции.

Свои идеи Чижевский старался выразить не научными понятиями с помощью языка науки, а стихами, художественными произведениями. Философия Чижевского на Западе была признана оригинальной, но имеющей под собой научную почву. В СССР его «солнцепоклонническая» философия была объявлена ненаучной и абсурдной, философ подвергался гонениям. 4. Естественно-научная философия была представлена в творчестве ученых-естествоиспытателей И.М. Сеченова, Д.И. Менделеева, М.М. Ковалевского, К.А. Тимирязева и других.

1. Философия «русского зарубежья» — Д. С. Мережковский, Л. Шестов, П. Сорокин, Н. А. Бердяев;

П. С. Мережковский (1864 — 1941) разрабатывал проблемы взаимоотношений человека и Бога.

По Мережковскому, в своей жизни человеческая личность проходит три этапа:

• языческий;
• приобщения к христианству;
• полной внутренней гармонии человека, его слияния с христианством.

Идеалы человека и общества Мережковского — христианин, гармоничная и добродетельная личность, живущая с такими же другими личностями в религиозном безгосударственном объединении.

Философия Л. Шестова (1866 — 1938) была близка к экзистенциализму, и ее главной темой был человек, его жизнь, его поступки, его права.

Согласно Шестову, человек и человеческая жизнь уникальны, жизнь человека независима от внешних обстоятельств, человек имеет право активно добиваться реализации своих прав и интересов, «герой» же имеет право открыто противопоставлять себя обществу.

Философия Н. А. Бердяева (1874 — 1948) носит многоаспектный характер, однако в ней преобладает экзистенциональная и религиозная направленность. Можно выделить следующие основные положения философии Бердяева:

• высшей ценностью в окружающем мире является свобода;
• свобода, «соборность» (единство духа и воли) составляют основу существования человека;
• свобода человека подвергается угрозе извне;
• данную угрозу несут в себе прежде всего общество и государство, которые являются соответственно объективацией всеобщей воли и механизмом подавления; общество и государство стремятся подчинить человека, подавить его индивидуальность; задача человека — сохранить свою самобытность, не дать обществу и государству ассимилировать себя;
• ключевую роль в жизни человека играет также религия;
• Бог должен быть нравственным символом, примером для человека;
• отношения между Богом и человеком должны быть «на равных»; Бог не должен выступать в роли Господа (господина), а человек — в роли его раба;
• человек должен стремиться к Богу, но не пытаться заменить Бога самим собой.

В своих социально-политических взглядах Бердяев отводит значительную роль проблеме исторической судьбы России и русского народа. По Бердяеву, строящийся в СССР социализм (коммунизм) имеет истоки в русском национальном характере (общность, взаимовыручка, стремление к равенству, справедливости, коллективизму). Россия не должна принимать сторону ни Востока, ни Запада. Она должна стать посредником между ними и выполнить свою историческую миссию. Историческая миссия России — построить «Царство Божие» (то есть общество, основанное на взаимной любви и милосердии) на Земле.

Философия Бердяева имеет эсхатологическую направленность (обосновывает «конец света» в будущем).

Она также оказала большое влияние на развитие европейского экзистенционализма — учения о человеке и его жизни.

Питирим Сорокин (1889 - 1968) - русский философ, живший и работавший в США, сделал главной темой своей философии проблемы человека и общества.

Им были подробно разработаны актуальные для западного мира теории:

• стратификации;
• социальной мобильности.

Стратификация — разделение общества на многочисленные социальные группы (по уровню дохода, профессии, национальности, влиянию) — страты.

Важнейшим условием демократии и устойчивости общества является социальная мобильность населения — возможность перехода из одной страты в другую.

История, по Сорокину, — процесс смены ценностей. Согласно мнению философа большую угрозу для человечества в современный период стали представлять рост бездуховности и неограниченное развитие науки и техники.

Заключение

Значение философии экзистенциализма заключается в том, что она сосредоточила внимание на таких вопросах, которые классическая философия почти не обсуждала. Это проблемы абсурдности жизни человека перед лицом неизбежной смерти, враждебности природного и социального мира по отношению к отдельному человеку, нивелирующего влияния общества на личность и т. д.

Учение экзистенциализма носит ярко выраженный нравственно-этический характер, мобилизует людей на формирование активной жизненной позиции. Наибольший отклик идеи «философии существования» нашли в кругах творческой интеллигенции — деятелей литературы, театра, кино и т.д. С уходом из жизни основных представителей этого течения влияние экзистенциализма ослабло. Но его основные идеи были освоены другими направлениями современной философии.

Идеи экзистенциализма живы и находят отражение в философии, искусстве и в мыслях людей и по сей день. Это объясняется тем, что вопросы, которые ставит экзистенциализм и на которые он дает ответы, никогда не потеряют своей значимости и актуальности.

Список использованной литературы

1. Зеньковский В.В. История русской философии. / В.В. Зеньковский. - М. : Эксмо-Пресс, 2001, - 543 с.
2. Философия: учеб. для вузов / под ред. проф. В.Н. Лавриненко, проф. В.П. Ратникова - М. : ЮНИТИ, 1998, - 216 с.
3. БердяевН.А. Философия свободного духа. / Н.А. Бердяев - М: АСТ, Хранитель, 2006, - 203 с.
4. Официальный сайт Википедии - свободной энциклопедии. - Режим доступа: http://ru.wikipedia.org.

Чтобы полностью ознакомиться с контрольной, скачайте файл!

Понравилось? Нажмите на кнопочку ниже. Вам не сложно , а нам приятно ).

Чтобы скачать бесплатно Контрольные работы на максимальной скорости, зарегистрируйтесь или авторизуйтесь на сайте.

Важно! Все представленные Контрольные работы для бесплатного скачивания предназначены для составления плана или основы собственных научных трудов.

Друзья! У вас есть уникальная возможность помочь таким же студентам как и вы! Если наш сайт помог вам найти нужную работу, то вы, безусловно, понимаете как добавленная вами работа может облегчить труд другим.

Если Контрольная работа, по Вашему мнению, плохого качества, или эту работу Вы уже встречали, сообщите об этом нам.

Если помыслы русских космистов были устремлены в будущее, а центральной проблемой их философствования была перспектива взаимоотношений человека и Вселенной, то русские экзистенциалисты, наследуя гуманизму Достоевского, озабочены, прежде всего, повседневным, «здесь и сейчас» бытием человека, стремятся решить смысложизненные вопросы, актуальные для каждого. Наиболее видными представителями отечественной экзистенциальной философии начала 20-го века являются Николай Бердяев и Лев Шестов, взгляды которых мы далее вкратце рассмотрим.

Николай Бердяев (1874 – 1948) принадлежит, без сомнения, к числу выдающихся русских религиозных философов, является автором оригинальной философской системы, в центре которой темы свободы, творчества, человеческой личности.

По признанию самого мыслителя, в центре его философствования находится проблема человека, а сама философия выступает «наукой о человеческом существовании».

Главным качеством человека, его важнейшим атрибутом является, по Бердяеву, свобода: «Своеобразие моего философского типа [состоит] прежде всего в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу». Свобода не только атрибут человека, но также и субстанция, сопоставимая с бытием, совечная и бытию, и Богу, т.е. несотворимая. Вывод свободы из подчинения Богу позволяет философу решить проблему теодицеи – оправдания Бога за существующее в мире зло.

Свобода несёт с собой новизну и порождает творчество, которое выступает одной из высших ценностей. Творчество всегда индивидуалистично, личностно. Ориентация на личность, утверждение примата личности перед обществом, коллективом делает Бердяева персоналистом. «Личность – не часть космоса, напротив, космос – часть человеческой личности». «Священно не общество, не государство, не нация, а человек».

Лев Шестов (1866 - 1938) не был систематическим философом, стиль Шестова отличают ироничность, скептицизм и нигилизм, сочетающиеся с предельной искренностью, простотой и богатством слога, афористической манерой изложения. Его философию часто именуют «философией трагедии», «философией абсурда», «философией парадокса». Это, конечно, вполне справедливо, но на наш взгляд более правильно именовать мировоззрение мыслителя «философией невозможного».

Пожалуй, наиболее точно и лаконично суть шестовского мировидения выразил Иисус Христос, когда сказал: «если бы вы имели веру с зерно горчичное и сказали смоковнице сей: «исторгнись и пересадись в море», то она послушалась бы вас» (Лк, 17:6). Но как достичь невозможного? Разумеется, только через движение веры, только с помощью Божией. В Библии сказано: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» (Мф, 7:7-8). Пусть законы природы и требования морали говорят нам тысячу раз, что то, чего мы хотим, невозможно, но если мы сможем уверовать всем сердцем, то свершится чудо и невозможное воплотится в жизнь.

Главными врагами человека в «борьбе за невозможное», согласно Шестову, являются разум и мораль. Именно против них со всей страстью восстает философ. Истины разума (т.е. истины науки) и морального сознания являются источником тех «очевидностей», которые порабощают человека, которые требует от него смирения и повиновения. И хотя Шестов не особенно распространяется о свободе, но, по сути, вся его философия – это гимн свободе, свободе ничем не ограниченной.

ВЫВОДЫ по 4 вопросу:

1. Русская экзистенциальная философия, представленная Н. Бердяевым и Л. Шестовым, поставила центр внимания темы свободы, творчества, смысла человеческой жизни и истории.

2. Бердяев является крупнейшим русским персоналистом, для него высшей ценностью является не общество, а отдельная личность, а апофеозом ее активности выступают творчество и свобода.

3. Лев Шестов стал автором оригинальной «философии невозможного», в которой свобода становится поистине беспредельной. Главными врагами человека в борьбе за невозможное выступают разум и мораль, и только вера может помочь человеку получить то, что изначально кажется и ему, и всем окружающим невозможным.

Основная литература:

1. Философия: Учебник / Под ред. проф. В.Н. Лавриненко. – М.: Юристъ, 2004. С. 149-168, 334-337.

2. Введение в философию: Учебник для вузов. В 2-х ч. Ч.1.- М.: Политиздат, 1989. С. 204-208, 247-258, 288-293.

3. Философия: Учебник для высших учебных заведений. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1996. С. 106-115, 141-146, 428-431.

4. Киричек А.В. Русская философская мысль XI – начала XX вв. – М.: АГПС, 2009.

Дополнительная литература:

5. Акулинин В.Н. Философия всеединства: от В.С. Соловьева к П.А. Флоренскому. – Новосибирск: Наука, 1990.

6. Бердяев Н.А. Русская идея // Вопросы философии, 1990, № 1, 2.

7. Гиренок Ф.И. Русские космисты. – М.: Знание, 1990.

8. Лосский Н.О. История русской философии. – М.: Высш. шк., 1991.

9. Соловьев В.С. Чтения о богочеловечестве. Духовные основы жизни. Оправдание добра. – Мн.: Харвест, 1999.

10. Циолковский К.Э. Грезы о земле и небе. – Тула, 1986.

11. Шестов Л. Сочинения в 2-х томах. – М.: Наука, 1993.

Экзистенциализм – возможно, наиболее популярное (наряду с психоанализом) философское течение нашего времени. Его название происходит от немецкого «existieren» и французского «exister» – существовать, и обращено не к выяснению сущности человека, а к его повседневному бытию. Экзистенциализм в противовес рационалистической философии взглянул на человека как переживающее, страдающее и трагическое существо, обладающее возможностью свободного выбора и ответственного за свои поступки. Свобода, смерть, страх, одиночество – ведущие темы экзистенциализма.

Возникает экзистенциализм в 20–30-е годы XX столетия одновременно в разных странах – в основном это Франция и Германия, но представители экзистенциализма есть и в России, Испании, Италии. Жан-Поль Сартр, один из классиков экзистенциализма, в своей работе «Экзистенциализм – это гуманизм» провел классификацию всех философов-экзистенциалистов, с которой тут же поспешили не согласиться другие философы этого направления. Но тем не менее классификация Сартра получила признание, так как она оказалась способной ответить на некоторые вопросы.

Вслед за Сартром принято разделять экзистенциализм религиозный и атеистический. К атеистическим философам-экзистенциалистам относятся прежде всего Мартин Хайдеггер (1889–1976), Жан-Поль Сартр (1905–1980), Альбер Камю (1913–1960) и Морис Мерло-Понти (1908–1961). К представителям религиозного крыла экзистенциализма относят прежде всего Карла Ясперса (1883–1969) и Габриеля Марселя (1889–1973). Сюда же можно с некоторой натяжкой отнести русских философов Николая Бердяева (1874–1948) и Льва Шестова (1866–1938). С натяжкой, потому что сами себя они экзистенциалистами не считали, и работы их, написанные в экзистенциалистском ключе, относятся скорее к началу 10-х годов. Но так или иначе их работы (особенно некоторые работы Бердяева) с экзистенциализмом перекликаются.

Среди испанских мыслителей выделяются Мигель де Унамуно (1864–1936), которого относят также к предшественниками экзистенциализма, и Ортега-и-Гасет (1883–1955). Наиболее видным представителем экзистенциализма в Италии является Никколо Аббаньяно (1901–1977).

Философы-экзистенциалисты часто прибегали к изложению своих идей в собственно-литературной форме (романы, пьесы, эссе), хотя им не была чужда и определенная философская методология – так, все они в большей или меньшей степени опираются на феноменологию Э. Гуссерля.

Наиболее популярным экзистенциализм был в Европе начиная с конца 20-х годов до начала 60-х. Затем экзистенциализм постепенно идет на убыль.

Согласно экзистенциализму, задача философии – заниматься не столько науками в их классическом рационалистическом выражении, сколько вопросами сугубо индивидуально-человеческого бытия. Человек помимо своей воли заброшен в этот мир, в свою судьбу и живет в чужом для себя мире. Его бытие окружено со всех сторон какими-то таинственными знаками, символами. Для чего живет человек? В чем смысл его жизни? Каково место человека в мире? Каков выбор им своего жизненного пути? Это действительно очень важные вопросы, которые не могут не волновать людей. Экзистенциалисты исходят из единичного человеческого существования, которое характеризуется комплексом отрицательных эмоций – озабоченность, страх, сознание приближающегося конца своего бытия. При рассмотрении всех этих и других проблем представители экзистенциализма высказали немало глубоких и тонких наблюдений и соображений.

Экзистенциальная философия – это не столько единая философская школа со своей дисциплиной, набором приемов и методик, следованием определенной традиции; сколько выражение (достаточно разношерстное) духа времени в специфической тональности. А время это – Европа после первой мировой войны. Экзистенциальная философия – «философия кризиса» в той мере, в какой ее вызвал именно кризис европейского человечества. Катастрофа первой мировой войны (вторая мировая была с этой точки зрения чем-то ожидаемым, логичным, хотя принесла намного больше бедствий, чем первая) обнажила недостаточность европейской веры в прогресс, рациональность истории. То, что произошло, не должно было произойти. Оно не соответствовало позитивистской парадигме европейского мышления, признававшего незыблемость, обусловленных разумом, ценностей XIX в. Оно не вписывалось в концепцию человека – homo sapiens"a, для которого определяющим было познание и освоение внешнего ему мира (природы) и тем самым преобразование самого себя как природного-социального существа. Таковой представлялась родовая сущность человека. Война показала хрупкость, неустойчивость, конечность человека. Его безосновность. Его варварство, т.е. неподчиненность рационально обусловленным нормам жизни. Сама история из чего-то прочного, имеющего внятное для ratio направление, превратилась в рискованное дело, в нечто негарантированное, непредсказуемое. В ней не оказалось повода для оптимизма.

Экзистенциальная философия (философия экзистенциализма) стала мощным откликом на эту катастрофу в европейском сознании. Хронологически она возникла в 20-е годы XX столетия, хотя многие категории, в ней используемые, прежде всего категория экзистенции, стали осваиваться до этого - в первую очередь датским философом С. Кьеркегором, обоснованно считающимся предтечей экзистенциальной философии. Однако его идеи не получили европейской огласки. Собственно экзистенциалистское движение нашло отклик и получило известность именно после войны. Основные публикации: «Бытие и время» М. Хайдеггера (1927), «Метафизический дневник» Г. Марселя (1927); «Философия» (трехтомник) К. Ясперса (1932); «Бытие и ничто» Ж.-П. Сартра (1943). После второй мировой войны экзистенциализм (в особенности во французской его версии – «Чума», «Бунтующий человек» А. Камю) приобретает мировой размах, завоевывая сторонников даже в тех странах (прежде всего англосаксонских), для которых философский идеал – аналитическая философия и для которых экзистенциальная философия – скорее род литературы. К середине 60-х годов экзистенциализм утрачивает влияние и становится фактом истории западной философии XX века.

Объединяющим фоном для этого направления являлось преимущественное внимание к человеку, к «изгибам» его души, к ее сокрытым «злым» глубинам, к ее «закоулкам», к ее «подполью». Ее в самом деле интересуют в качестве инициирующего материала человеческие переживания. Начиная по крайней мере с С. Кьеркегора, утверждавшего в противовес Декарту, что, чем больше я мыслю, тем меньше существую, и, чем больше существую, тем меньше мыслю, именно переживание (а не мышление – субстанциальный признак человеческого бытия для нововременной философской парадигмы) становится преимущественным полем философской рефлексии. Но что такое переживание? Что в нем вызывает этот пост-классический интерес? Разумеется, переживание человеком своей жизни обусловлено социальными, индивидуальными, психологическими и иными обстоятельствами. Но в них есть и нечто абсолютное, т.е. несводимое к «посредникам». Нужно только уметь их в этом статусе увидеть. «Поймать переживание в его «сиюминутности» (или, по выражению Сартра, как бы «застигнуть на месте преступления»), не дав ему перерасти в рассуждение, в хотя бы зачаточную форму теоретического мышления, оценки обстоятельств. Лишь в таком случае, полагают экзистенциалисты, переживание превратится в своего рода «смотровое окошечко», через которое будет виден мир, каков он есть, каким он от века существует для конечного и бренного человека». Переживание человеком его существования – вот, пожалуй, центр философского притяжения.

Сами экзистенциалисты в числе мыслителей, в первую очередь повлиявших на их творчество, указывали Федора Михайловича Достоевского, некоторые романы которого наполнены экзистенциалистским содержанием. Есть философы, которые задолго до экзистенциализма высказывали взгляды, близкие к ним, были, что называется, философами экзистенциального направления. Следует различать философов-экзистенциалистов и философов экзистенциальных. Философ-экзистенциалист – это философ, принадлежащий непосредственно к этому течению, а философ или мыслитель экзистенциальный (Паскаль, Кьеркегор или Достоевский) – это те мыслители, которые прежде всего переживали проблемы человеческого бытия, искали ответа на вопрос не о сущности бытия, а о сущности человека. В этом смысле Паскаль как философ и богослов определенно не укладывался в рамки XVII в.

Среди предтеч экзистенциализма в первую очередь надо назвать, конечно, Серена Кьеркегора. Но повлияла и феноменология Гуссерля, и философия жизни (в первую очередь Фридрих Ницше и Анри Бергсон). В каком-то плане можно причислить сюда и неокантианство, ибо сам Хайдеггер был учеником Риккерта. Одно время Хайдеггер был ассистентом у Гуссерля и считал, что он разрабатывает дальнейшие идеи Гуссерля и его феноменологию, хотя сам Гуссерль был в ужасе от идей своего ученика и поспешил от них отказаться.

Понятно, почему Кьеркегор является предтечей экзистенциализма, ибо настроение экзистенциализма – это прежде всего настроение человека, ищущего смысл своей жизни. Как пишет Альбер Камю в самом начале своей работы «Миф о Сизифе», «есть только одна по-настоящему серьезная философская проблема – это проблема самоубийства». Иначе говоря, это проблема смысла жизни. Если у жизни есть смысл, то кончать ее самоубийством ни в коем случае нельзя. Если у жизни смысла нет, то почему бы не прервать ее в любой момент, когда есть подходящий повод. Таким образом, может быть, шокирующим, эпатирующим сознание, и рассуждает Камю, говоря об этой философской проблеме. Так или иначе, все философы-экзистенциалисты – и Хайдеггер, и Ясперс, и Марсель – говорят об экзистенциализме как о философии человека, философии личности. Марсель, правда, избегает термина «экзистенциализм», называя свою философию христианским сократизмом, но смысл от этого не меняется. Так же, как и Сократ, который призывал вернуться к человеку и в первую очередь познать самого себя, Марсель призывает именно к этому и разрабатывает эту идею примерно в том же направлении, что и Кьеркегор.

Почему предтечей экзистенциализма называют философию жизни Ницше и Бергсона, также понятно: акценты, которые делаются философами экзистенциализма, это прежде всего антисциентистские акценты. Это убежденность в том, что наука не может познать человека, человек ускользает от научного познания, рассудочного, расписанного по полочкам или сведенного к математическим формулам. Человек гораздо шире, он парадоксален, противоречив, и самое главное – он свободен. А рассудок может постигать только необходимые, детерминированные связи природы, поэтому человек «ускользает» от рассудка, он является объектом другой способности. Какой – нужно искать, но для философов-экзистенциалистов очевидно, что это не рассудок. Конечно, они ищут на том же пути, на котором искали Ницше и Бергсон, и находят это другое начало, которое можно свести к жизненному порыву, которое, по Бергсону, на каком-то этапе своего развития превращалось или в рассудок или в инстинкт – две разные способности, разные звенья одной жизненной силы. Поэтому искать сущность человека можно только не делая ошибку, которую делали все философы, – ошибку сведения всего человека к разуму.

Декарт в начале XVII в. мог быть убежден, что сущностью человека является разум, что человек «прозрачен» для разума. В конце XIX в. даже ученые стали понимать, что человек гораздо более глубок, широк и непостижим. Фрейд открывает явление бессознательного, в физике происходит переворот с открытием квантовой механики. Все науки с той или с другой стороны показывают ограниченность рассудка, а уж тем более философия, которая всегда прислушивалась к науке, и если даже не хотела быть построена по научному принципу, всегда оглядывалась на научное познание. Естественно, экзистенциалисты не могли остаться в стороне.

Проблема любой философской школы всегда упиралась в проблему субъекта и объекта. Еще античные скептики (Секст Эмпирик) утверждали, что познание сущности предмета невозможно, потому что в этом познании всегда участвует субъект. Познание всегда есть познание для некоторого субъекта, а сущность предмета, сущность объекта в чистом виде непознаваема. Эту вечную проблему философы решали по-разному. Одни утверждали, что разум и бытие тождественны, и тогда здесь никакого противоречия нет: субъект познает сам себя и тем самым познает весь объективный мир. Кант утверждал, что разум и объект совершенно чужды друг другу, и, следовательно, вещь в себе абсолютно непознаваема, но разум познает сам себя, и поэтому все в порядке. Всегда разум оставался наедине с собой, с одной лишь разницей – или вещь в себе непознаваема, или она познаваема как феномен самого же разума.

Тем не менее, проблема субъекта и объекта не исчезала, потому что сами философы понимали, что человек, познавая сам себя, тем самым разбивает сам себя на субъект и объект, и в этом плане уже у Фихте появляется разделение я на делимое я (познаваемое) и абсолютное я (непознаваемое).

Итак, проблема остается. Поэтому тот призыв, который выдвинули философы жизни (прежде всего Ницше и Бергсон), призыв искать некоторое начало, объединяющее сознание и мир, субъект и объект, – не давал покоя философам не только на Западе, но и в России. Но решающими оказались мысли Гуссерля о том, что при познании достаточно познавать феномен, что феномен сам в себе содержит все знание о предмете, что наш разум конституирует из себя весь предмет, все знание о предмете. Эти рассуждения оказались ключевыми для экзистенциалистов. Как указывал Хайдеггер, это гениальное открытие, показывающее отличие феномена от явления. Раньше все философы рассматривали явления и утверждали, что в явлении или открывается сущность предмета или, наоборот, ничто не открывается. Но всегда явление противопоставлялось сущности, и это было моментом противопоставления субъекта и объекта. Гуссерль же показал отличие явления от феномена. Феномен несет в себе все содержание о предмете: и явление, и сущность. Феномен самодостаточен. Тем самым, исследуя методом трансцендентальной редукции феномены нашего сознания, можно познать все бытие. Не только сущее – Хайдеггер делает различие между бытием и сущим. Сущее – это объект , то, что противопоставляется субъекту познания, все предметы нашего мира. Я – субъект . А все вместе, слитое в некоторое непознаваемое целое, это есть бытие .

Сущее и бытие – ключевые понятия для понимания хайдеггеровой философии. Раньше философы не делали различия между этими двумя понятиями, превращали бытие в сущее, и поэтому философия становилась технической философией. В этом смысле она пыталась следовать за наукой, которая познает сущее. Она не ставит своей задачей познание субъекта, познание человека. Она познает мир как сущее, но философы, следуя за наукой, сделали ошибку – они отождествили сущее и бытие. Поэтому человек и ускользал от научно-философского познания, и философия превращалась в «техническую» философию, по выражению Хайдеггера. Эта философия могла отвечать на какие угодно вопросы, кроме главного: вопроса о человеке, о его сущности, о смысле его жизни и т.п. Поэтому через феномен, по Хайдеггеру, выражается не некоторая научная истина, а «просвечивает экзистенция».

М.Хайдеггера, безусловно, можно считать учеником Э.Гуссерля, ассистентом которого он был с 1918 года. Однако довольно рано Хайдеггер занял критическую позицию по отношению к его методу, считая, что в акте феноменологической редукции еще сохраняется традиционная установка на погружение вовнутрь сознания, когда, отвлекаясь от предметного содержания знаний, продвигаются к неким чистым мыслительным структурам. По мнению самого Хайдеггера, своеобразие человеческого бытия состоит в том, что это нечто подвижное, становящееся, вечно выходящее за свои пределы. Человеческое бытие, считает Хайдеггер не нуждается в специальной процедуре философской рефлексии для того, чтобы выявить его суть. Оно само говорит о себе и своем устройстве в процессе жизненного обнаружения.

Итак, феноменологический метод, который Хайдеггер считает по сути главным достижением Гуссерля, он существенно уточняет и даже изменяет. Во-первых, Хайдеггер пытается уточнить само понятие «феномен», что на русский язык, напомним, переводится как «явление». Уже этимология слова «феномен» предполагает, что является нам что-то, то есть за явлением скрывается нечто, которое мы и должны открыть. В этом продвижении от явления к сущности и состоит задача науки, согласно классическим представлениям.

Именно в этом пункте и вносит свои существенные коррективы Хайдеггер. «Феноменологически, – пишет он, – противосмысленно говорить о феноменах как о неких вещах, за которыми стоит что-то еще, – как о представляющих, выражающих что-то явлениях. За феноменом ничего нет, точнее, применительно к феномену вообще невозможен вопрос об этом «за», поскольку то, что дано как феномен, есть как раз-таки нечто в себе самом».

Тем самым Хайдеггер противопоставляет феноменологический метод обычному пониманию слов. Уже здесь он переиначивает слова, пытаясь убежать от обыденного сознания и от науки, поскольку последняя неразрывно связана с обыденным сознанием. Но таким образом и философия отрывается от научного дискурсивного метода и противопоставляется науке. «Предметы философского исследования, – пишет Хайдеггер, – носят характер феномена. Коротко говоря, исследование направлено на феномены и только на них». Здесь стоит напомнить, что Гуссерль ставил себе задачу путем феноменологического метода открыть первоочевидности, в том числе и для науки, и, тем самым, ее обосновать. И Хайдеггер уже в этом вопросе диаметрально расходится с Гуссерлем.

По сути Хайдеггер отбрасывает классическое понятие сущности, у него само явление существенно. От обычного феноменализма это отличается тем, что здесь мы наблюдаем непосредственное тождество сущности и явления. Именно в этом смысле человеческое бытие, по Хайдеггеру, отличается особой открытостью. Сущность оказывается у Хайдеггера встроенной в акт восприятия. «Когда я в акте чувственного восприятия вижу некий объект, хотя бы тот же стул, – пишет Хайдеггер, – то я вижу в известном смысле не весь стул, но лишь одну его сторону, вижу его лишь в одном аспекте. Скажем, если я вижу верхнюю поверхность сидения, то не вижу нижнюю, – но тем не менее если я не вижу ножки стула, я ведь не думаю, что они отпилены. Войдя в комнату и взглянув на шкаф, я вижу не просто дверцу или некую поверхность, но – и это составляет смысл восприятия – собственно шкаф».

Почему же я вижу не дверцу, не цвет, не отдельные детали, а именно шкаф? Если в этом смысл восприятия, то это его скрытый смысл. Согласно Канту и Фихте, целостность образа восприятия обеспечивается априорным синтезом при помощи воображения: уже для того, чтобы видеть шкаф, а не просто линии, поверхности и цветовые пятна, надо обладать воображением. Хайдеггер тоже говорит о воображении. Но в немецкой классике воображение было способом представления, то есть тем способом, благодаря которому я представляю себе предмет в его целостности. У Хайдеггера, в отличие от немецкой классики, представление и воображение оказывается одним и тем же: «представление мы будем понимать как простое воображение».

На первый взгляд, это новация специально философского порядка. Но на деле таким образом утрачивается всякое различие между грезой и действительностью. Ведь как раз воображение позволяет нам не только отождествить сущность и существование, но и различить их, а тем самым отличить свое существование от существования других. Именно благодаря воображению человек способен осознать себя. А у Хайдеггера человек по сути теряет сознание и в конце концов становится непосредственно тождественным своему бытию в качестве просто чувствующего тела.

Другой важной новацией Хайдеггера является отказ от принципа трансцендентализма, который, хотя и в какой-то призрачной форме, имеет место у Гуссерля. Ведь трансцендентализм, как он был введен и раз-вит Кантом, Фихте и Шеллингом, позволял говорить об объективности, всеобщности и необходимости нашего знания. Он позволял говорить о единстве субъекта и объекта, и, следовательно, об их различии. Но уже у Гуссерля субъект оказывается замкнутым в самом себе, тождественным своему в-себе и для-себя-бытию, своему Dasein. Причем, начиная с работы «Бытие и время», Хайдеггер пользуется прежде всего термином «Dasein» для обозначения противостоящего остальному сущему человеческого бытия. На этом основании некоторые исследователи его творчества отлучают Хайдеггера от экзистенциализма. Однако все эти тонкости не меняют сути дела, поскольку главное – внутреннее сродство позиций Ясперса и Хайдеггера, которое, кстати, сопровождалось многолетним дружеским общением этих двух мыслителей.

Итак, гуссерлевская феноменология «чистого сознания» превращается у Хайдеггера в феноменологию «человеческого бытия». Заметим, что в классической философии Dasein, т.е. наличное конкретное бытие, a Бердяев называет его «тут-бытие», тоже есть результат становления и в этом качестве является переходом из Небытия в Бытие. Причем этот выход за пределы наличного бытия в Бытие осуществляется путем рефлексии, рассудочной дискурсии. Но поскольку этот обычный научный метод не признается Хайдеггером, то человек у него может прорваться к Бытию и ко Времени только каким-то экстраординарным способом. И едва ли главную роль в таком прорыве играет переиначивание обычных значений слов. В результате именно этимология со временем превратится у него в своеобразную метафизику, онтологию.

Здесь стоит еще раз напомнить, что уже в немецкой классике было обнаружено единство процесса самосознания и осознания мира. Я не могу понять себя, доказывал Фихте, не соотнося при этом себя с другим, то есть с внешним миром. Однако верно понятый акт самосознания у Фихте имеет сугубо теоретический характер. В результате в основу человеческого сознания закладывается тот акт теоретической, философской рефлексии, который на деле доступен человечеству только на высших ступенях культурного развития. Недаром система логических категорий в ее философски отрефлектированной форме оказалась у Гегеля и начальным, и конечным пунктом в саморазвитии Абсолютного Духа.

Под влиянием такого, если так можно выразиться, «пантеоретизма» и находился, по мнению Хайдеггера, его учитель Гуссерль. Причем, стремясь преодолеть его окончательно и бесповоротно, Хайдеггер усугубляет другую крайность, полностью отказывая теоретической и рациональной формам самоанализа в праве на выражение сути. Суть же, согласно Хайдеггеру, заключается в том, что понимание человеком самого себя происходит лишь в конкретных жизненно-бытийных формах, какой, к примеру, является мифология. Здесь следует еще раз напомнить, что отличие человеческого бытия от других видов сущего состоит как раз в том, что это не просто «чистое сознание», а осознающее и понимающее себя жизненное бытие, «Dasein», т.е. «экзистенция».

Особенность всех философов – стремление к введению новых категорий. Этим грешил и Хайдеггер. Прежняя философия, поскольку она исходила из ошибочного положения противопоставления субъекта и объекта, ввела свои категории, которые несут на себе печать этого противопоставления. И для того, чтобы построить новую философию, новую метафизику, нужны и новые категории, чтобы не было путаницы. Поэтому вместо слова «категория» Хайдеггер употребляет термин экзистенциал, вместо «явление» – феномен и т. д.

Итак, радикально отмежевавшись от разумности во всех ее формах, Хайдеггер сосредоточивается на спонтанном самовыражении человеческого бытия и его экзистенциалах. Заимствуя у Кьеркегора представление об экзистенциале, Хайдеггер наполняет его новый содержанием. Сам термин «экзистенция» в конечном счете происходит от латинского глагола «existere», что означает «выходить за пределы наличного». Что касается Хайдеггера, то в своих поздних работах он сближает экзистенцию со словом «экстазис». Экзистенция, согласно Хайдеггеру, есть устремленность бытия вовне, близкая к экстазу. Но подобную устремленность он, как и Кьеркегор, связывает с конечностью человеческого существования. Именно потому, что человек – единственное существо, которое знает о своей конечности и смертности, ему открыты бытие и время.

Экзистенциальная философия – это учение, которое истолковывает реальность через призму экзистенции. Но что такое экзистенция? Существование. Термин этот взят из латинского языка, и в нем хорошо видна та языковая форма, которая в данном случае приближает нас к сути дела. В глаголе (а существительное existentia происходит от глагола ex-sistere), от которого произошел данный термин, важна приставка ex. Она означает «из», «от». Стало быть, выражается некое движение. Выхождение, выдвижение, про-исхождение и т.д. В русском слове «существование» чувствуется, что речь идет о сути, сущем, бытии, что, конечно, важно. Но не чувствуется мотивов исхождения, перехода. А это, быть может, и есть самое главное. Экзистенция есть выявление, проявление, выступление вперед чего-то. Чего же? Русский эквивалент подсказывает – бытия. Экзистенция является некоторым указателем бытия, проявителем, чем-то, где бытие присутствует, т.е. открыто видимым, явным для рефлексии образом. В человеческих переживаниях (по крайней мере, в некоторых из них) налицо бытие. Следовательно, дело не в самих переживаниях как специфических формах жизни человека. Неподдельный интерес к переживанию не превращает экзистенциальную философию в вид антропологии. Она – по преимуществу онтология. Человек интересует ее главным образом потому, что в нем видно само бытие. Экзистенция служит своего рода мостом, по которому мы можем приблизиться к бытию.

Экзистенция как «существование» понимается в экзистенциализме как непосредственное единство субъекта и объекта, направленность субъекта вовне, открытость перед иным и движение к этому иному. В религиозном варианте экзистенциализма этим иным является Бог, к нему движется личность в своей свободе. В атеистическом варианте иное выступает как ничто, это означает, что человек спонтанно самосоздает себя, осуществляя свою свободу. Перед человеком открывается бездна последствий и он вынужден сделать свой выбор. Осуществляя его, человек творит свободу. Он ответственен за свой выбор прежде всего перед собой, совсем нелегко постоянно нести это бремя ответственности, сознавая, что «созидая» себя, ты тем же самым творишь других людей и мир, в целом.

В своем подлинном существовании человек «заброшен» в мир, он постоянно находится перед лицом будущего, в том числе перед лицом смерти, в ситуации ответственности за свои действия. Экзистенция выступает как страх, экзистенциальная тревога, как пограничная экзистенциальная ситуация, в которой основным философским вопросом, по утверждению Камю, является вопрос о самоубийстве.

Согласно экзистенциализму, человек существует в мире, вопрос о самостоятельном существовании природы для него малоинтересен. Природа дана человеку изначально, исходная реальность целостна, она неделима на субъект и объект. И поскольку наука делит мир на объект и субъект, она не способна выразить существование, которое постигается в особом акте экзистенции. Экзистенция – это не просто переживание, а переживание бытия в мире.

Значение общества для личности состоит в том, что в лучшем случае оно может дать предпосылки экономических, политических и иных свобод. Однако чаще общество ограничивает личность. По Хайдеггеру, общество есть сфера безличного, усредненного. Прорыв этой усредненности совершается в экзистенции, к которой неприменимы содержательные нравственные критерии. Главный призыв экзистенциализма: «будь подлинным». Во внешнем мире по отношению к другим это вряд ли вообще возможно, но чем более личностным является отношение к другим, тем оно подлиннее. То же относится и к художественному, религиозному, философскому творчеству, в котором человек разрывает путы внешности и объективности.

В исследовании историко-философских источников становления экзистенциальной концепции субъекта четко прослеживаются два основных этапа этого процесса или исторических типов философии и концепции личности, которые с необходимостью отразились на экзистенциальной антропологии. Первый исторический тип идеальной личности, созданный в древнегреческом мире, а затем возродившийся и последовательно развившийся в европейской философии Нового времени – натурцентристский. Для него характерно признание первичности природы (натуры), независимо от того, трактуется она материалистически или пантеистически. Между тем, зародившийся уже в учении Л. Фейербаха второй тип – антропоцентристский – самим своим названием утвердил исходным пунктом философской рефлексии человека, не редуцируемого ни к «божьей твари», ни к «природному существу», ни к «общественному животному»: личность понималась как изолированная от общества и противопоставленная ему. Этот тип был порожден потребностями развития европейской цивилизации и прошел в своем развитии от гуманистически настроенных просветителей, рационалистов, идеологов научно-технического прогресса через разочарование в человеке к современному пониманию ценностного равенства человека и природы, которое и порождает их диалогические отношения. Разумеется, инициатором этого диалога является человек – носитель активности, субъект деятельности, ответственный за свои взаимоотношения с природой.

Вырастает экзистенциализм в противоборстве идеологии позитивизма – пусть уже утратившего к тому времени свой объективистский и, тем более, материалистический заряд, присущий ему в работах О. Конта и Г. Спенсера, но все еще ориентированного на «опытную» науку как идеал знания. Собственно, неопозитивизм, в отличие от позитивизма классического, уже не стремился к тому, чтобы заменить «ненаучное» мировоззрение, метафизику, научным. Он только призывал к тому, чтобы отказаться от постановки в рамках самой науки мировоззренческих в традиционном смысле вопросов как «бессмысленных». Мир, понятый как совокупность фактов, «выключает» тему отношения между познающим «Я» и познаваемым трансцендентным «Оно», Вопрос о «бытии» объявляется лишенным смысла. Экзистенциализм не просто «восстанавливает» в правах проблему бытия, возвращаясь тем самым к метафизике: он трансформирует проблему бытия в проблему смысла вопросов о бытии, т.е. находит возможность, если так можно выразиться, перенести центр тяжести метафизической проблематики с объекта (прежде всего трансцендентного сознанию) на субъекта – поскольку только субъект и является «генератором» смыслов.

Отвергая рациональное познание как не соответствующее тому предмету, с которым имеет дело философия, экзистенциальная философия выдвигает метод интуитивного постижения реальности. Процесс познания экзистенциалисты толкуют как созерцание. Это связано с тем, что они критикуют традиционное представление о познании как отношении субъекта и объекта. Экзистенциалисты характеризуют такой метод познания как рационалистический и противопоставляют ему феноменологический, который рассматривает познание как непосредственное интуитивное постижение явлений.

Поскольку бытие может быть постигнуто только через самое себя, познаваемое и познающее в их целостности должны совпадать.

Хайдеггер говорил, что не следует расчленять единое «бытие-в-мире» на субъект и объект, бытие – это не что-то внешнее и независимое от нашего сознания, а структура самого нашего сознания. В таком случае познание становится не раскрытием закономерности развития объекта, а иррациональным созерцанием состояний собственной и чужой экзистенции. При таком понимании познания существенно меняется и содержание понятия истины, она оказывается онтологизированной, включенной в проблему бытия. Истина выступает как откровение , в котором человек осознает себя, субъективное убеждение отождествляется с истиной: «следует искать не всеобщую истину, а истину для меня», «субъективность есть истина», – говорил Кьеркегор. Подлинное знание – это то, что знаю я один, – учил Ницше.

Как ни странно, для экзистенциалистов истина – это не гносеологическая категория, а категория нравственного анализа. Истина – не отношение мысли к действительности; сама действительность возникает для человека лишь там, где он становится субъективно правдивым и открытым, как в отношении себя, так и в отношении других людей, с которыми он контактирует. Противоположностью истине является обманчивая видимость, под которой они разумеют мир молвы, слухов, сплетен, двусмысленности; путь к истине лежит через их устранение.

По мнению экзистенциалистов, истину нужно связывать с экзистенциалистским опытом, а не с разумом человека. Они поставили цель предохранить его от «интеллектуального запутывания», защитить человека от софистики логических спекуляций. Экзистенциализм считает рассудок непригодным инструментом исследования для истины и полагает, что процесс познания имеет ценность лишь тогда, когда познание рассматривается как естественный образ действий личности и сводится к непосредственному постижению целей человеческого действия.

Экзистенциалисты принижают познавательное значение логических форм и категорий и выдвигают основными источниками знания не чувственные данные, дающие образы внешнего мира, а такие негативные эмоции, как страх, отчаяние и т.д. Человек, по их мнению, не мыслит абстрактно, системно.

Экзистенциалистское мышление предполагает непременно физически-духовного человека целиком, со всеми его чувствами, желаниями, опасениями, надеждами и заботами – только тогда человеку открывается истина. А мышлению сопутствует безнадежная неразрешимость противоречий.

Подавление научности, рациональности антиинтеллектуализмом нашло свое отражение, в частности в изменении гносеологического содержания понятия «познающий субъект». В современном экзистенциализме, познающий субъект не есть больше формальная субъективность картезианского cogito, лишенная конкретных содержаний и страстей, а наполненное нуждой и заботой, страданием и радостью, страхом и любовью действительности человек. Экзистенциальное учение о человеке предложило свои пути преодоления традиционного понимания оппозиции «субъект – объект». Исследователи, осознавшие недостаточность субъектно-объектного отношения для рефлексии познания, как правило, ищут пути углубления этого подхода, переосмысливая входящие в него категории и дополняя их субъектно-субъектными отношениями, отношениями между «Я», «Ты», «Другой». Философы-экзистенциалисты стремились показать, прежде всего, что обращение к «Ты» или «Другому» позволяет раскрыть сущность «Я». Фундаментальным фактом человеческой экзистенции может быть только отношение «человек с человеком», «Я» становится собой лишь через отношение к «Ты».

К.Ясперс: от экзистенциальной коммуникации к философской вере
В отличие от Хайдеггера, который пришел к экзистенциализму от феноменологии Гуссерля, Карл Яс-перс (1883–1969) пришел к нему от психиатрии. Ясперс с юности страдал тяжелой болезнью бронхов, которая провоцировала постоянную сердечную недостаточность, и это стало причиной его особого интереса к медицине. Проучившись всего три семестра на юридическом факультете Гейдельбергского университета, он перешел на медицинский факультет, избрав в итоге занятия психиатрией. В 1909 году Ясперс получил степень доктора медицины. С 1909 по 1915 год он работал научным ассистентом в психо-неврологической клинике в том же Гейдельберге. И его первая книга под названием «Всеобщая психопатология» (1913) стала основой для диссертации на соискание степени доктора психологии.

Как человека, внимательного к проблемам человеческой личности, его не устраивала так называемая физиологическая психология, которая господствовала в Европе в конце XIX века и отождествляла психику человека с физиологией высшей нервной деятельности, что нашло свое наиболее авторитетное выражение в рефлексологии И.П.Павлова. Эта психология по существу означала радикальный разрыв с классической философией, в русле которой от Аристотеля и до Гегеля развивалось понятие человеческой души, духа, идеального. Понятно, что если мы признаем человеческую личность психическим и духовным образованием, то в физиологической психологии от понятия человеческой личности следует отказаться.

Свою диссертацию по психологии Ясперс написал под влиянием психологических идей раннего Гуссерля и «понимающей психологии» Дильтея. Но довольно скоро его интересы смещаются в область собственно философии, в результате чего он пишет свою первую философскую работу «Психология мировоззрений» (1919). Здесь следует заметить, что очень рано Ясперс познакомился с философией Спинозы, которая вызвала его пристальный интерес. Но этот интерес, как констатирует в своей «Автобиографии» сам Ясперс, к сожалению, не получил дальнейшего развития. «В 17 – писал Ясперс, – я читал Спинозу. Он стал моим учителем. Но тогда я и не помышлял о том, что начну изучать философию и сделаю ее своей профессией». Тот философский дух, который господствовал в то время в немецких университетах, никак не стимулировал интерес к философской классике. Те лекции по философии, которые Ясперс слушал, будучи студентом, совершенно его не устраивали. Не устраивала его и философия неокантианца Г.Риккерта, с которой он был хорошо знаком. В 1921 году Ясперс стал профессором философии в Гейдельбергском университете на кафедре, которую возглавлял Риккерт.

В результате своих философских поисков Ясперс был вынужден изобрести собственную философию. Это была попытка вернуть духовность позитивистской и кантианской философии, которые превратились в сухой и скучный формализм. Философия в Германии превратилась в казенную профессорскую науку. «Внутри университета, – писал Ясперс, – все идеи профессоров философии сводились к утверждению собственного существования». Став способом самоутверждения и средством существования, философия, что больше всего не понравилось Ясперсу, утратила личный характер. Это была отчужденная философия.

Кроме Спинозы, на формирование мировоззрения Ясперса повлияли социолог и историк М.Вебер, основоположник «философии жизни» Ф.Ницше и русский писатель Ф.Достоевский. И в свете изначального мироощущения Ясперса это понятно: все три названных мыслителя – самые мощные критики отчуждения, которое он ощущал с детства. «...Я был недоволен самим собой, – пишет об этом Ясперс, – и обществом с его фикцией общественности. Что-то не в порядке как с человечеством, так и со мной самим, казалось мне».

Та основа, на которой происходит превращение общественности в фикцию, у Макса Вебера получила название «формальной рациональности», а у его ученика Г.Лукача – «овеществления общественных отношений»: человеческие отношения принимают вещный характер взамен личного. Проблема возвращения человеческим отношениям личного характера больше всего и заботила Ясперса еще в ту пору, когда он занимался психиатрией и когда он понял, что существует серьезная проблема во взаимоотношениях между душевнобольным и лечащим врачом. Именно дистанция между сферой обезличенных человеческих отношений и человеческой личностью стала главной проблемой экзистенциалистской философии Ясперса. И это та же проблема, которая у Хайдеггера выглядит как противостояние «das Man» и «экзистенции».

Уже в первых своих работах, включая «Философию», Ясперс выражает резкое неприятие того, что в современной философии господствует объективизм в понимании человека, характерным примером которого являются установки позитивистов. К человеку здесь подходят как к объекту, доступному внешнему изучению. В нем видят нечто, что можно постичь и исчерпать в научном анализе. И в этом, согласно Ясперсу, главная ограниченность всей традиционной философии. В духе воззрений Вебера и неокантианцев Ясперс считает, что в индивиде всегда есть нечто, что недоступно объективному анализу. Но, в отличие от неокантианцев баденской школы, он считает, что указанное необъективируемое начало личности недоступно на-уке вообще, даже так называемым «наукам о духе».

Эту необъективируемое начало личности Ясперс, вслед за Кьеркегором, именует «экзистенцией». Соответствующее понятие, по Ясперсу, является принципиально неопределимым, потому что всякое определение, как было давно замечено, есть ограничение. Но в своей экзистенции человек никогда не завершен и открыт миру. Таким образом, по Ясперсу, для постижения экзистенции, а именно она есть предмет философии, не годятся обычные научные методы, в том числе и метод определения, введенный в философию впервые Сократом и давший результаты, имевшие всемирно-историческое значение. Здесь, считает Ясперс, требуется какой-то иной, принципиально ненаучный «метод». Бердяев назвал такой новый подход «эротическим искусством». Что-то близкое к этому имеет в виду и Ясперс. Но этим близким искусству у него оказывается религия. Ясперс сближает философию и религию и в чем-то их даже отождествляет. «Философия во все времена, – заявляет он, – подобна религии»!.

В другом месте Ясперс пишет: «Философия столь же древняя, как и религия, и древнее, чем любая церковь». Но тогда получается, что философия была уже у огнепоклонников. И тогда почему, согласно общепринятому мнению, первым философом был Фалес из Милета, который жил в конце VII – начале VI вв. до н. э.? Понятно, что Ясперс под «философией» имеет в виду нечто иное, чем то, о чем пишут в книгах именно с таким названием. И он действительно имеет в виду иное. Он имеет в виду то, что называют философствованием. «Мы должны избавиться, – пишет он, – от представления, что философствование по своей сути есть занятие профессоров. Философствование – это дело человека, и, видимо, при любых условиях и обстоятельствах – дело рабов в той же мере, что и господ... Философскую мысль и мыслителя мы должны отыскать в их живой действительности. Истинное не парит в отрыве от всего, в воздухе абстракции – само для себя, само на себя опираясь».

Итак, философствование, согласно Ясперсу, доступно любому человеку, а не только профессиональному философу, философствование – это не столько теоретическая деятельность, сколько особое духовное состояние, которое сродни религиозному переживанию. Это состояние Ясперс характеризует как «экзистенциальное прояснение» (Existenzerhellung), которое не столько познает экзистенцию, сколько апеллирует к ней. Только так, согласно Ясперсу, мы постигаем чужую личность, осознаем суть истории и можем выразить кризисное состояние своей эпохи. Интересно, что верный академической традиции Риккерт так и не признал «философствование» Ясперса серьезным занятием. В нем он видел проявление дилетантизма, непозволительную «психологизацию» философии, гибельную для этой области знания.

В свое время еще Маркс говорил об «обмирщении» философии. Существующую же философию он, вслед за Фейербахом, понял как одну из форм отчуждения человеческой сущности. В данном случае отчуждение выражается в том, что человеческое мышление превращается в самостоятельную сущность мира – в МЫШЛЕНИЕ с большой буквы. Это отчуждение достигло своего апогея в философии Гегеля. Поэтому после Гегеля задачей философии становится возвращение человеку его собственного мышления. Но этого можно достичь по-разному. Так, согласно Марксу, преодоление такого отчуждения предполагает осознание каждым человеком логики своего собственного мышления И такой логикой является именно диалектика, развитая в недрах классической философии и, прежде все-го, у Гегеля. У Ясперса же преодоление такого отчуждения достигается простым отбрасыванием всей существовавшей в течение двух с половиной тысяч лет теоретической философии от Фалеса и до Гегеля.

«Уже с середины девятнадцатого столетия, – пишет Ясперс, – проступает сознание конца и вопрос, как в этих условиях еще возможна философия. Непрерывность новой философии в западных странах, профессорская философия в Германии, которая исторически поддерживала великое наследие, не могли скрыть того, что наступил конец той формы, в которой в последние тысячелетия и до сих пор являла себя философия». Эту новую форму философии Ясперс видит в лице трех мыслителей XIX века: Кьеркегора, Ницше и Маркса. О последнем он говорит как о далеком Кьеркегору и Ницше «по духу». И, тем не менее, замечает Ясперс, он «превзошел всех по своему влиянию на массы». Действительно, и Кьеркегор, и Ницше, и Маркс, – а мы бы добавили сюда еще и Конта, – отрицают классическую философию. Но в понимании результата этого отрицания они расходятся. И различие избранных ими путей – главное, что необходимо осознать современному философствующему индивиду.

Что касается Ясперса, то по сути он исходит из единства сознания и самосознания, которое было впервые основательно показано в немецкой классике. Человек, доказывает он, не может знать что-то о мире и о себе в этом мире, не переживая этого знания, поскольку всякое знание для человека имеет нравственно-практическое значение. Таким образом, Ясперс, вслед за Фихте, провозглашает приоритет практического разума: всякая теория является производной от практики. Но если у Фихте в понятие практического разума входит не только чувство и внутреннее переживание, но и Дело-Действие, т.е. осуществление себя вовне и делание себя некоторой предметностью («Не-Я»), а значит для всякого знания у Фихте есть некоторая объективная мера и объективная логика, то у Ясперса от практического разума остается опять же только переживание самого себя, одно только томление духа.

Надо, однако, сказать, что Ясперс с самого начала чувствует опасность, таящуюся в экзистенции, понятой на манер Хайдеггера как устремленность бытия вовне, не знающая никаких пределов и меры. Ясперсу в общем-то понятно сходство так понятой экзистенций с волей к жизни у Шопенгауэра и Ницше, которая по сути есть произвол. Именно поэтому Ясперс, в отличив от Хайдеггера, говорит о высшей инстанции, которая призвана определять устремления экзистенции. Таковой у него является трансценденция. И устремления, экзистенции, тем самым, обретают у Ясперса характер трансцендирования. А без трансценденции, замечает Ясперс, экзистенция оказывается бесплодным, лишенным любви «демоническим упрямством».

Вполне понятно, что в роли трансценденции здесь выступает Бог. Но Бог в учении Ясперса не совпадав с каноническим христианским Создателем. Отличается он и от Бога философов классической эпохи. Если Декарта Бог был гарантом истинности наших знаний, то Бог Ясперса является гарантом человеческой свободы. И в этом Ясперс очень близок к основателю экзистенциализма С.Кьеркегору. Своеобразие позиции Кьеркегора, напомним, состоит в том, что Бог есть субъективное бытие, которое сродни самому человеку. И вера в него является высшей формой экзистенциального порыва, объективных критериев которого не существует. Единственный критерий истинной веры, по Кьеркегору, есть сам Бог, когда он откликается на призыв человека. Причем отклик Бога у Кьеркегора – это повторение. В этом качестве ответ Бога человеку сугубо иррационален. Он непостижим логике, потому что «повторение» – это чудо, когда вопреки любым законам космоса и социума прошлое вновь возвращается, а бывшее становится небывшим.

У Ясперса, как и у Кьеркегора, экзистенция, как он пишет, «нуждается в другом», и прежде всего она нуждается в трансценденции. Но «ответом» Бога человеку у Ясперса является сама коммуникация, которая, в отличие от обычного общения людей, способна вывести на экзистенциальный уровень. Надо сказать, что Ясперс различает разные типы коммуникации. Во-первых, люди, согласно Ясперсу, общаются в качестве физических тел. Такое их общение определяется сугубо материальной потребностью и изучается с помощью науки. Во-вторых, люди способны общаться на уровне чистого сознания», когда они предстают как рассуочные существа, подчиняющиеся общим законам. Такое общение, считает Ясперс, досконально изучила националистическая философия Нового времени. Иначе был воспринят человек и его общение с другими классической философией от Канта до Гегеля. Здесь человек предстал как «дух», а общение людей выглялит как взаимосвязь различных моментов внутри органического целого. Еще раз уточним, что все приведенные варианты коммуникации у Ясперса не являются подлинными. Здесь человек предстает перед нами как тело, как «сознание вообще» и как дух, но никак ни в качестве экзистенции. При характеристике коммуникации в этих еще неподлинных формах он выступает как беспощадный критик своих современников.

Проблема коммуникации возникла у Ясперса еще во время психиатрической практики как проблема доверительного общения с душевнобольным человеком. Но позднее эту проблему он связывает с оправданным недоверием к современному обывателю, умеющему приспособиться и к тоталитарному режиму Гитлера, как это наблюдал сам Ясперс, и к демократическому правовому государству. Философия этого обывателя есть софистика, и описание этой новой софистики – лучшая часть творческого наследия Ясперса, хотя в сущности он здесь всего лишь повторяет «Племянника Рамо» Дидро. Только Ясперс описывает племянника Рамо, ставшего профессиональным философом: «В интеллектуальности он обретает единственное прибежище, – пишет Ясперс. – Здесь он чувствует себя хорошо, ибо задача состоит только в том, чтобы в движении мысли постигать все, как другое. Он все путает. Вследствие недостатка самобытия он никогда не может усвоить науку. В зависимости от ситуации он переходит от научного суеверия к суеверию, побеждающему науку. Его страсть – дискуссия. Он высказывает решительные мнения, занимает радикальные позиции, но не удерживает их. То, что говорит Другой, он не усваивает. Каждому он внушает, что сказанное им верно, надо только одно прибавить, другое изменить. Он полностью соглашается с собеседником, но затем делает вид, будто вообще ничего не было сказано... Пафос его риторической решимости позволяет ему ускользать, наподобие угря, от всего, способного его поймать».

Понятно, что такая «коммуникация» не доставляет радости. Но с этой софистической риторикой, а по сути приспособленчеством соискателей всяческих степеней и званий, весь способ «философствования» которых заключается в том, чтобы найти среду, где они найдут поддержку, вопиющим образом контрастирует «экзистенциальная философия» самого Ясперса, которую он противопоставляет всем традиционным формам философии. «Философия, – пишет он, – не является средством, еще менее того – волшебным средством, она – сознание в осуществлении».

Именно такое «философствование», согласно Ясперсу, должно прояснить нам подлинную суть человека, его «самость». Еще раз уточним, что божественное бытие у Ясперса посредством коммуникации по существу созидает человеческое бытие. Трансценденция здесь творит экзистенцию. И в этом смысле экзистенциальная коммуникация между людьми – это всего лишь отражение высшей формы экзистенциального общения с Богом.

В этом месте нам следует опять напомнить о судьбе Ясперса во времена нацизма, потому что в эти годы у него, как и у Хайдеггера, происходит серьезная трансформация позиции. Но Ясперс при этом развивается в противоположном Хайдеггеру направлении. Сдвиг во взглядах Ясперса были связаны с практика III Рейха, который, как известно, избрал своей идейна основой учение Ф.Ницше. И это серьезным образом повлияло на Ясперса, который еще острее осознал опасность того «демонического упрямства» и произвола, которые могут таиться в человеке. В 20-е годы Ясперс сражался с рассудочностью европейской философии и науки, игнорирующих человеческую «самость». И в этой борьбе и пафосе, противопоставляя нашему Я рациональному иррациональное, он, безусловно един с Мартином Хайдеггером. Но к середине 30-х годов ориентиры в творчестве Ясперса меняются. И уже в работе «Разум и экзистенция»(1935) он говорит о значении разума для «обуздания экзистенции», для превращения в истинную свободу слепого порыва, инстинкта и произвола.

Самым ценным в разуме, утверждает теперь Ясперс, является рефлексия, которая помогает понять и прояснить экзистенцию. Без разума и рефлексии, считает он, вера так же неполноценна, как разум без веры. Здесь можно было бы переиначить Канта, который в свое время говорил, что понятия без чувств пусты, а чувства без понятий слепы. У Ясперса получается примерно то же: вера без разума слепа, а разум без веры сух и бесплоден.

Но, таким образом, Ясперс усиливает в своей трактовке экзистенции как раз тот мотив, от которого в те же годы уходил Хайдеггер. Напомним, что под влиянием романтики земли и крови Хайдеггер сдвигается в область мифологии. Теперь его интересуют как раз дорефлексивные формы сознания. И этот интерес будет доминировать у Хайдеггера все последующие годы. Творческая эволюция Хайдеггера – это ключ к метаморфозам неклассической философии, которая начала с воспевания личного начала в человеке и закончила растворением его в телесной стихии, а затем разрушением и фрагментированием человеческого Я.

Ясперс в этом плане, если можно так сказать, более традиционен. И в определенный момент он дает «задний ход», привлекая на помощь экзистенции то, что другими представителями неклассической философии активно отвергается. Ясперс теперь сознательно ищет компромисс между рациональным и иррациональным в человеке. При этом разум и вера в Бога, при всей их несовместимости, оказываются у Ясперса теми реальными опорами, которые не позволяют личности раствориться в безличной стихии и рассыпаться в «песок мгновений». Он, скорее всего, чувствует, что в них представлено нечто фундаментальное, а на языке философской классики субстанциальное, что спасает личность, гарантируя ей внутреннее единство и полноту содержания.

Но сочетая разум и веру, Ясперс по сути пытается усидеть на двух стульях. И этим определяется двойственность, или, как принято сейчас говорить, амбивалентность его позиции. Причем эта двойственность проявляется во всем, вплоть до политических оценок в послевоенные годы. Так, с одной стороны, в 1945 году он настаивает на реальном вмешательстве демократических стран в дела тоталитарных государств, пресекая творящийся в них произвол. На этом же основании он дает оккупационным властям совет не передавать сра-зу власть в Германии немцам, поскольку это может привести к возрождению тоталитаризма. Демократия, таким образом, должна привноситься в жизнь народов буквально «на штыках». И Ясперса здесь не смущает насилие над экзистенцией.
С другой стороны, позднее он уже возмущен теми ограничениями, которыми возрождаются в демократи-ческой Германии. В работе «Куда же идет ФРГ» (1966) Ясперс выступает против запрета прогрессивных орга-низаций, замалчивания произведений неугодных авто-ров и других явлений, выражающих ограничение сво-боды личности.

Философские взгляды Ясперса в послевоенный период основаны на компромиссе между разумом и верой. И выражением такого компромисса становится введенное им понятие «философская вера». «Философская вера» Ясперса – это своеобразный неологизм, которым он активно пользуется в послевоенные годы. Именно под таким названием «Философская вера» выходит в 1948 году одно из главных произведений Ясперса, в основу которого лег курс лекций, прочитанный им за год до этого в Базеле. Такого рода вера призвана преодолеть, с одной стороны, крайности христианской веры, основанной на откровении, а, с другой стороны, – ограниченность научного мышления, не признающего ничего непостижимого. В отличие от того и другого, философская вера опирается у Ясперса на опыт и рефлексию, но именно они должны привести человека к трансценденции как непостижимой тайне бытия.

Философская вера оказывается у Ясперса чем-то вроде праосновы науки и религии, совмещая в себе их черты. И в этом качестве она, по убеждению Ясперса, возникла в эпоху между 800 и 200 гг. до н. э., когда в Китае, Индии, Персии, Палестине и Древней Греции происходил переход от сугубо коллективистского мифологического мышления к мышлению индивидуальному, прокладывающему путь к экзистенции.

Ясперс характеризует это время как «ось мировой истории», поскольку он, в противоположность Шпенглеру, настаивает на единстве мировой истории. Но если Гегель кульминацию единого исторического процесса связывал с христианством, то Ясперс, в свете учения Шпенглера, уже более «демократичен». И «ось мировой истории» захватывает у него не только европейский Запад, но и Восток. В течение довольно долгого времени, на огромных территориях, по его убеждению, формировалось новое сознание, с возникновением которого локальная жизнь превратилась в единую историю человечества.

Ни одна из мировых религий, согласно Ясперсу, не может всерьез объединить людей. Но это доступно «философской вере», которая когда-то уже изменила духовный облик человечества. Выдвигая на первый план рождение философской веры как объединяющего человечество духовного состояния, Ясперс, тем самым, бросает вызов не только Шпенглеру, но и Марксу, который, по его мнению, не прав, делая ставку на материальное производство как ведущий фактор исторических изменений.

Как мы видим, проблема экзистенциальной коммуникации в послевоенный период оборачивается у Ясперса вопросом о философской вере и в результате обретает историческое звучание. Но при этом радикального отказа от изначальных представлений здесь не происходит. Философская вера, согласно Ясперсу, родилась вместе с рефлексией. Тем самым было разрушено непосредственное единство человека с миром, характерное для мифа. С другой стороны, философская вера родилась из трагического осознания человеком конечности своего индивидуального существования. И потому философская вера стала именно верой, которая пытается совершить невозможное – сделать наше Я бесконечным через коммуникацию с трансценденцией.

Отсюда особое внимание у «позднего» Ясперса к роли философии, а вернее экзистенциального философствования, в жизни отдельного человека и всего человечества. В этом философствовании Ясперс стремится соединить разум с верой, избежав крайностей рассудочности и мистицизма. Но в том-то и дело, что там, где в борьбе с рассудочностью берут себе в союзники религию, как это случилось с «поздним» Шеллингом, разум неизбежно начинает сдавать свои позиции. И «компромиссом» между разумом и верой у Ясперса в итоге оказывается пустая риторика.

Ж.-П.Сартр: «другие – это ад»
Самым выдающимся представителем французского атеистического экзистенциализма является Жан Поль Сартр (1905–1980). Вслед за Кьеркегором, Сартр исходит из того, что человеческое существование бессмысленно и абсурдно. И абсурдность человеческого бытия надо героически принять. Этим Сартр близок к древним стоикам, и этим экзистенциализм Сартра фундаментально отличается от экзистенциализма Хайдеггера и Ясперса, которые пытались постичь смысл человеческого бытия и истории.

Сартр, таким образом, более радикален и последователен в проведении основного принципа экзистенциализма, суть которого в том, что есть только здесь-бытие как миг между прошлым и будущим. Он более радикален не только по сравнению с Хайдеггером и Ясперсом, но и по сравнению с Кьеркегором. Ведь Сартр отвергает всякую трансценденцию, и прежде всего Бога, который может придать смысл человеческому существованию. Потому его политический радикализм идет дальше радикализма Кьеркегора, который в одиночку героически сражался с официальной протестантской церковью и официальным датским обществом.

Сартр получил образование в Высшей нормальной школе Парижа, затем преподавал в лицеях разных городов Франции. Будучи мобилизованным и попав на фронт в 1940 году, Сартр оказался в немецком плену. Вернувшись через год во Францию, он вместе с Мерло-Понти основал группу Сопротивления «Социализм и свобода». После войны он пытался сблизиться с марксизмом, встречался с Фиделем Кастро и Че Геварой на Кубе и Хрущевым в Москве, а в 1968 году стал духовным лидером бунтующих парижских студентов, которые восстали против режима Де Голя. Когда же восстание потерпело поражение, Сартр обвинил Французскую компартию в том, что она не поддержала французских студентов. В 1970 году Сартр стал редактором маоистской газеты «Народное дело».

О радикализме и последовательности Сартра говорит и тот беспрецедентный факт, что он отказался от присужденной ему в 1964 году Нобелевской премии.

В мотивировке шведской Академии, – публично заявляет Сартр,– говорится о свободе: это слово имеет много толкований. На Западе его понимают только как победу вообще. Что касается меня, то я понимаю свободу в более конкретном плане: как право иметь свыше одной пары ботинок и есть в соответствии со своим аппетитом. Мне кажется менее опасным отказаться от премии, чем принять ее».

Сартр отмечает тенденциозность в этом деле, которая проявляется в том, что «Нобелевская премия на деле представляет собой награду, предназначенную для писателей Запада или «мятежников» с Востока. Например, не был награжден Неруда, один из величайших поэтов Южной Америки. Никогда серьезно не обсуждалась кандидатура Арагона, хотя он вполне заслуживает этой премии. Вызывает сожаление тот факт, что Нобелевская премия была присуждена Пастернаку, а не Шолохову и что единственным советским произве-дением, получившим премию, была книга, изданная за границей и запрещенная в родной стране».

Левый радикализм Сартра заходил так далеко, что в 1965 году, когда его пригласили в США для чтения лекций в Корнуэльском университете, он отказался приехать и выступил с заявлением «Почему я не еду в Соединенные Штаты». В нем в частности говорится: «Дискуссия возможна только с теми, кто готов поста-вить под вопрос всю американскую империалистическую политику не только во Вьетнаме, но и в Южной Америке, в Корее и во всех странах, образующих «третий мир». Более того, дискуссия возможна только с теми американцами, кто признает, что американская политика не может быть изменена, если полностью не изменить американское общество. Теперь же только немногие, даже в американском левом движении, готовы идти так далеко»3.

Первое произведение, давшее Сартру известность, это роман «Тошнота» (1938). И «тошнота» – это не только название романа, а одно из ключевых слов во всей философии Сартра. Это один из «экзистенциален», подобных тому, чем являются у Кьеркегора и Хайдеггера «страх» и «забота». Основное чувство, которое испытывает, согласно Сартру, человек в нашем неподлинном мире, – это тошнота. Все, что окружает человека, может вызвать у него только тошноту. «Другие – это ад», – заявляет Сартр. «Самый худший вид одиночества, это одиночество вдвоем». Таким образом, в лице Сартра мы имеем дело с вариантом крайнего индивидуализма.

Поскольку, согласно Сартру, тошнота – это «нормальное» состояние человека, то своими романами, пьесами, повестями и рассказами он стремится, понятно, воссоздать у читателя прежде всего это чувство. «Как современный Вергилий,– замечает о нем немецкий историк философии А.Хюбшер, – он ведет читателя долгим путем через свой ад, проявляя странную склонность к дряблому, склизкому, испорченному, гнойному, к крови и экскрементам, к бесчисленному множеству омерзительных, тошнотворных признаний»!. Сартр похож на человека, которому тошно, – и это само по себе очень Понятно, – но который хочет, чтобы всем Другим было Так же. А вот это уже такое желание, которое этически не всегда может быть оправдано: только крайний человеческий эгоизм требует, чтобы все плакали, когда тебе грустно, и все смеялись, когда тебе смешно.

Другой важный пункт философии Сартра – это свобода. Человек, с точки зрения Сартра обречен на свободу. Но свобода как суть человеческого бытия неотделима от абсурда, от негативности, от ничто. Тем самым человек оказывается обречен и на эти изматывающие моменты бытия, которые нельзя не принять. Тем не менее, свобода – это не только абсурд, но и Выбор. Человек тем и отличается от вещей окружающего мира, что способен проектировать сам себя. А потому, согласно Сартру, человека отличает то, что его существование предшествует сущности и определяет ее.

Указанный тезис стал философским кредо Сартра. Но нужно иметь в виду, что, согласно Сартру, индивид проектирует и созидает себя именно посредством сознания. И наиболее адекватным для самоутверждения в этом мире оказывается состояние бунта. Главное здесь не цель бунта, а само состояние бунта. Как только человек обретает какое-то устойчивое бытие, покой и «смысл», он перестает быть свободным. Вот почему популярность философии экзистенциализма резко пошла на спад после всплеска бунтарства, в основном студенческой молодежи, в конце 60-х годов.

Сартр един с другими экзистенциалистами в том, что жизнь человека, организованная в соответствии с рациональным смыслом и научной истиной, является «неподлинным бытием». «Подлинность» человеческое существование обретает только тогда, когда мы игнорируем причинно-следственные связи, и сутью наших действий становится только свобода. Но здесь начинаются расхождения между религиозными экзистенциалистами и атеистами. Речь идет о векторе свободных действий человека. У Ясперса и Марселя он выражает устремленность к Богу. Причем именно в акте «философской веры» человек у Ясперса обретает настоящую связь с другими людьми – экзистенциальную коммуникацию. Иначе у атеистов, для которых свобода и личный выбор самоценны.

Мы кратко охарактеризовали экзистенциализм Сартра на том этапе, когда он еще не сближался с марксизмом. А теперь более подробно рассмотрим аргументацию Сартра на примере его самого известного философского произведения. В 1933–1934гг. Сартр, находясь в Берлине, изучал труды Гуссерля, Хайдеггера, Ясперса, Шелера и психоаналитиков. Результатом этого изучения и явилось основное философское произведение Сартра «Бытие и Ничто: Опыт феноменологической онтологии». Эта работа вышла в 1943 году в оккупированном Париже. В ней Сартр пытается решить ту же самую проблему, что и Хайдег-гер в «Бытии и времени», а именно проблему онтологии человеческого бытия.

В основу своего исследования Сартр полагает феноменологический метод Гуссерля. В чем притягательность этого метода вообще, в том числе и для Сартpa, трудно объяснить. И тут приходится согласиться с И.Колядко, который в предисловии к работе Сартра «Бытие и ничто» замечает следующее: «К сожалению в нашей литературе мы не находим объяснения тому очевидному факту, что феноменологический метод и теория сознания, разработанные Гуссерлем, получили широкое распространение во многих направлениях и школах философской, психологической и социологической мысли Запада».

Сартр пытается соединить феноменологию Гуссерля с диалектикой Гегеля, но в диалектике Гегеля Сартр упускает то ценное, что увидел в ней Маркс, а именно то, что человек в ней понят как результат его собственного труда. Труд у Гегеля был необходимой ступенькой на пути самосознания Абсолюта. Сартр, как и Гуссерль, остается здесь на почве чистого сознания, которое существует посредством себя. Он отказывается здесь также от идеи субстанции, которую Гегель считал основой всякой философии. «Было бы благоразумно, – пишет Сартр, – не злоупотреблять выражением «причина себя», которое позволяет допустить некую прогрессию, отношение себя-причины к себе-действию. Правильнее будет сказать просто: сознание существует посредством себя».

Декарт понимал, что чисто духовная субстанция не может действовать на тело: ей просто нечем действовать, ведь у нее нет собственного тела. Поэтому Декарту помогает Бог, который согласует состояния души и состояния тела. Ну а если Бога нет? Тогда выход только один – поставить на место Бога Субстанцию – Субъект. Но Сартр отвергает и это. Понятно, что при избранной Сартром позиции трудно избежать солипсизма. Яркий пример солипсизма, как известно, продемонстрировал ранний Беркли, у которого есть только мое единственное «я» (на латыни «solus» и есть «единственный») и продукты моего восприятия. Знаменитый тезис, провозглашенный Беркли, – «esse est percipi», что в переводе с латыни означает «существовать – это быть воспринимаемым».

И Сартр ощущает в своей позиции опасность солипсизма, когда замечает, что если не отличать явление от того, что является, то это означает, что для нас существует только то, что мы воспринимаем. А Гуссерль уходил от такой опасности только посредством новых слов. «Это, – замечает Сартр, – просто способ облечь в новые слова старое «esse est percipi» Беркли. Именно это конце концов и сделал Гуссерль, когда после поведения феноменологической редукции назвал поэму ирреальной и объявил, что ее esse есть percipi».

Но сам Сартр тоже пытается выйти из этого положения посредством слов, добавляя все новые и новые слова. Сартр, как всякий рафинированный интеллигент, думает, что при помощи слов можно решить любую проблему. И его главная ошибка, как и ошибка Гуссерля, состоит в том, что он проблему человеческого бытия понимает как проблему чисто теоретическую. Ошибочность такой позиции поняли немцы еще до Гегеля: хочешь быть, говорил Фихте, будь. Иначе говоря, не расточай напрасных слов, а действуй. Именно эта идея приоритета практического разума перешла из немецкой классики к Марксу, у которого сознание есть всего лишь осознанное бытие. А у Сартра, при всех его симпатиях к Марксу, сознание оказывается без бытия. И оно еще только должно прорваться к бытию. Но как и посредством чего? По-средством одних только слов?

Сартр боится всякого рода редукционизма, как материалистического, так и идеалистического толка. Он боится всякой самоутраты сознания, всякого его проявления вовне, он, как старый холостяк, боится утратить свою никому не нужную «свободу». Сартр хочет остаться «философом» в век, когда самостоятельная философия утратила всяческий кредит. Это и дало основания для оценок Сартра как «последнего философа», «последнего метафизика», последнего прямого последователя Декарта.

Субъективизму в понимании сознания у Сартра соответствует такое же субъективистское понимание диалектики. Эту не гегелевскую и не марксовскую трактовку диалектики он дает в своей незаконченной работе «Критика диалектического разума». Первый том этого произведения Сартра вышел в 1960 году, второй незаконченный том уже после смерти автора в 1985 году. Эта работа была написана, когда Сартр был близок марксизму, не соглашаясь, однако, с его советской версией. В этой работе Сартр критикует прежде всего присущую советскому марксизму догматическую версию диалектики, которая была в нем понята как наука о законах развития всего. Так понятую науку, которая получила название «диалектический материализм», Сартр отвергает полностью как метафизическую иллюзию открыть диалектику природы на основе «обобщения» результатов физики, химии, биологии и других наук.

Главный порок современного марксизма Сартр усматривает в его стремлении растворить все различия а «сернокислой ванне» общих понятий. Но в качестве альтернативы такому взгляду на диалектику он выдвигает все тот же индивидуализм и субъективизм. Единичное в диалектике, согласно Сартру, должно всегда предпочитаться общему. А у категории особенного он не видит «особого» содержания, в сравнении с единичным.

Сартр считал, что природа не поддается познанию, а постигается лишь условно, она отдана на откуп «позитивистскому разуму» естественных наук, который лишь внешне упорядочивает иррациональный хаос природных явлений. Ясперс называл окружающие предметы таинственными знаками, «шифром», ключ к прочтению которого находится в экзистенции, а не в мышлении. Но «существование» непознаваемо, иррационально, философское мышление направлено на тайну. «Философия требует иного мышления, мышления, которое в знании обнаруживает меня, меня побуждает, ведет ко мне самому, изменяет меня».

Экзистенциальная антропология стремится понять человека как экзистенцию, а она недоступна научному познанию, потому что не является вещью среди других вещей и не может быть познана посредством закономерностей и законов. И уникальность внутреннего мира человека, таким образом, раскрывается через экзистенцию. В экзистенции заключена нерасчлененная целостность субъекта и объекта, которая не может стать предметом познания рассудочного мышления. Экзистнция относиться к таким неотчуждаемым структурам человеческой субъективности, которые целиком не выводимы непосредственно из форм общественного бытия человека. Экзистенциально-антропологическая философия создает особую онтологию человеческого сознания и субъективности.

Поскольку человек есть бытие, в котором имеется вопрос о своем бытии, экзистенция представляет собой постоянный выбор человеком своих возможностей, своего будущего, постоянное доопределение человеком себя в акте своего радикального решения о мире и своем собственном способе быть в нем. Экзистенция позволяет произвольно выбирать собственный образ жизни.

Экзистенциальная антропология, абсолютизировав фундаментальность не просто человека, а человека как личность трактуют «Я», субъект как глубинное ядро человеческой личности, экзистенция, бытийственная характеристика человеческой реальности, «бытие в мире». Они утверждают, что пришло время, когда обращение не столько к субъекту познания, сколько к целостному человеку в его жизнедеятельности нужно признавать как главное условие современной философии. Ведь именно уникальная «экзистенция» определяет человека как личность.

Несомненным достоинством экзистенциально-антропологического подхода к субъекту познания стало создание онтологии человеческой субъективности. Если в традиционной философии основное внимание уделялось предельным основаниям мира и космоса, где человеческое бытие рассматривалось как неспецифическая часть мира или вовсе не было предметом внимания, в антропологическом направлении бытие субъекта – человека разрабатывается как специфическая онтология, требующая своего понятийного аппарата. Задача экзистенциальной философии состоит в том, чтобы понять человека как экзистенцию и именно это понимание положить в основу философии в качестве ее исходного пункта, когда как ранее философы, хотя и брали за исходный пункт человека, но рассматривали его не как экзистенцию, а как некую субстанцию, отождествляя тем самым человеческую личность с вещью.

Как понимает Сартр бытие? Если мы говорим о том, что философия исследует бытие, или сознание направлено на некоторое сущее, то проблемы онтологии оказываются не последними проблемами в философии экзистенциализма. Это может показаться странным, но это так. Пытаясь решить извечную проблему человеческого бытия, философы-экзистенциалисты сталкиваются с вопросами онтологии. И Хайдеггер и Сартр прежде всего вынуждены строить онтологию. Их онтология построена методом феноменологии, поэтому понимается она несколько иначе, чем у предыдущих философов.

Бытие у Хайдеггера и Сартра неотделимо от человека. Поэтому когда мы здесь говорим о бытии, то речь идет о человеческом бытии. В этом ключе Хайдеггер и вводит такой термин, как Dasein – «тут-бытие». Есть некоторый человек – я, и бытие через меня просвечивает. Бытие есть всегда Dasein, тут-бытие, мое бытие. Как таковое «бытие вообще» познать невозможно. Как только я обращаю свое сознание на что-либо, я тут же превращаю это «что-либо» в сущее. А что такое бытие? Бытие есть слитность сущего и субъекта. А это я могу чувствовать только в себе. Но я лишь один из множества людей, поэтому бытие есть «мое бытие», «тут-бытие», Dasein.

Сартр говорит, что всякое сознание есть сознание о том, что сознанием не является. Поэтому по отношению к миру сознание есть ничто, дыра в бытии. Но это в свою очередь делает сознание своеобразным доказательством существования мира. Это отнюдь не солипсизм. Мы не можем говорить, что сознание существует само по себе, а мир есть отражение этого сознания. Сознание всегда направлено на бытие, и поэтому бытие существует. Сознание как дыра в бытии невозможно без бытия, как дырка невозможна без бублика, так что солипсизм Сартру в данном случае не угрожает. Нельзя говорить о бытии без сознания, как нельзя говорить о сознании без бытия. Они составляют некое единое целое. В этом едином целом можно различить такие части бытия, как в-себе-бытие и для-себя-бытие. Сартр не идет по пути феноменологической редукции. Она, по его мнению, бессмысленна, ибо до всякой рефлексии о феномене внешний мир и так дан в сознании. Поэтому можно сразу переходить к анализу внешнего мира как бытия. В-себе-бытие и для-себя-бытие – это совершенно разные понятия. В-себе-бытие – это внешний мир, на который направлено сознание. Внешний мир – то бытие, которое сознанием не затронуто. А для-себя-бытие – это бытие, которое познано, когда бытие и сознание едины. Понятно, что это чисто умопостигаемая конструкция, но тем не менее она имеет отношение к реальности.

В отношении к в-себе-бытию Сартр выдвигает три аксиомы: 1) бытие есть; 2) бытие есть в себе (т. е. есть само в себе, ни от чего не зависит); 3) бытие есть то, что оно есть. Сразу напрашиваются аналогии с аксиомами Парменида. Как видите, все возвращается на круги своя. И выводы, которые делает Сартр, аналогичны парменидовским. Бытие-в-себе, как пишет Сартр, фактически цитируя Парменида, «массивно, аморфно, непротиворечиво, плотно». В таком бытии нет ни изменения, ни отрицания, ни противоречия, ни движения, ничего. Это «сплошное» бытие.

Изменение и отрицание появляются тогда, когда в это бытие приходит человеческое сознание, т.е. в для-себя-бытии. Сознание, как уже говорилось, конституирует из себя предметы, поэтому оно может быть направлено на один предмет и не направлено на другой. Поскольку сознание есть ничто по отношению к бытию, то сущность сознания – отрицание. Тем самым сознание, по выражению Сартра, расцвечивает весь мир, вплоть до того, что он приобретает характер отрицания. Через отрицание возникает и множественность, и движение. Отрицание – это организующий принцип бытия. Сартр сравнивает отрицание с фоном на холсте: только при существовании отрицания бытие наделяется смыслом. А это возможно только лишь в рамках человеческого проекта, т. е. существования человека. Бытие как изменчивое, как множественное, всегда существует вместе с человеком – та же мысль, которую мы встречаем и у Хайдеггера.

Присмотримся теперь к сартровской концепции взаимоотношения субъекта и объекта. Отношение субъекта и объекта рассматривается им в рамках определенной концепции сознания и человека.

Исходный пункт его рассуждений – признание существования двух реальностей: объективного материального бытия, которое он именует бытием «В-себе», и сознания, бытия «Для-себя». Первое существует само по себе и не нуждается во втором. Второе же невозможно без первого, ибо лишено какого бы то ни было содержания, абсолютно пусто, прозрачно, открыто как для внешнего мира, так и для самого себя, словом, представляет собой «ничто», «дыру» в бытии В-себе, «дыру», которая лишена какой бы то ни было плотности и постоянно нуждается в наполнении. Однако именно вследствие того, что сознание является определенным «провалом» в вещественном бытии, оно как бы выключено из действия всех субстанциональных связей и зависимостей и совершенно свободно. Сознание, таким образом, это не просто пустота, заполняемая извне данным содержанием, а особого рода бытие, центр активной свободной деятельности.

Содержание, поставляемое бытием В-себе, не определяет деятельности сознания, а служит лишь своеобразным поводом для нее, трамплином, отталкиваясь от которого она развертывается. Однако, поскольку эта деятельность не определяется извне данным содержанием и вместе с тем лишена собственного внутреннего содержания, ее существо сводится к негации, к отрицанию какой бы то ни было зависимости. Именно в отрицании выражается, по Сартру, свобода сознания.

Вместе с тем Сартр подчеркивает, что сознание не существует вне материального мира, вне бытия В-себе. Сознание в его понимании не может быть уподоблено кантовскому или гуссерлевскому Трансцендентальному Субъекту, во-первых, потому, что как бы включено в мир материальных объектов, хотя само не является объектом (в этой связи Сартр критикует гуссерлевское учение о трансцендентальной редукции, об «эпохэ»), во-вторых, потому, что оно фактично, эмпирично существует в определенных конкретных ситуациях и связано с телом того или иного эмпирического субъекта.

Более того, в известном смысле сознание, бытие Для-себя совпадает с телом эмпирического субъекта, неотличимо от него. Речь идет о том аспекте, который, по мнению Сартра, специфически характеризует исходное, первоначальное восприятие индивидом собственного тела и который принципиально отличается от того, в каком меня, мое тело воспринимает другой субъект. В первоначальном, исходном опыте, рассуждает Сартр, я не воспринимаю себя как объект. Глаз не видит самого себя. Я не вижу своего лица. Я не могу схватить себя как некий предмет, расположенный в ряду других предметов. Объекты – это то, что существует вне меня и принадлежит к материальному миру, к бытию В-себе. Однако ведь я должен получать какие-то ощущения от движений собственного тела! Во всяком случае так утверждает психология. Утверждения научной психологии, подчеркивает Сартр, исходят из существования моего тела как материального объекта среди других объектов и связывают мои определенные переживания с процессами, происходящими в так понятом моем теле. Между тем суть дела, согласно Сартру, в том, что в первичном исходном опыте индивиду не дано его тело в качестве объекта, и поэтому он принципиально не может какие-либо процессы своего сознания связывать с собственным телом, понимаемым как объект (принципиально не может локализовать те или иные ощущения, например, ощущение боли, не может связать какие-то свои переживания с собственным физическим состоянием и т.д.). Исходным образом индивиду даны только мир внешних материальных объектов и он сам как отличный от этих объектов, как сознание, как бытие Для-себя. В той мере, в какой переживания обладают известной «плотностью», они относятся к внешним объектам. Например, если я чувствую сопротивление при воздействии на внешний предмет, сама эта сопротивляемость воспринимается не как связанная с действием моей руки и характеризующая мое, «во мне» находящееся субъективное переживание, а относится к объективным свойствам внешних предметов, выражает их особенности, в данном случае их меру сопротивляемости. Боль – это тоже не то, что локализовано во мне, а то, что выражает свойства некоторых объектов при определенных обстоятельствах. Что же касается моего тела, то оно в своем исходном и основном смысле, во-первых, определяет фактичность моего сознания, т.е. ту конкретную объективную ситуацию, в которой я оказался (в частности, определяет, «где» именно я нахожусь), а во-вторых, выступает как возможность и способ активной деятельности моего сознания, бытия Для-себя, по существу совпадая с последним.

Таким образом, Сартру свойственно особое понимание сознания, не совпадающее с тем, что широко принято. Сознание, бытие Для-себя, пишет Сартр, это не то же, что психика или субъективный мир, характеризующийся какими-то процессами, связями, зависимостями, сложными механизмами, особыми типами отношений осознанных и бессознательных явлений и т.д., мир, являющийся, в частности, предметом специального исследования в научной психологии. Сознание, бытие Для-себя принципиально апсихологично. Возникновение особого субъективного мира является, по Сартру, следствием объективации сознания и выражает искаженное понимание исходных и первоначальных характеристик бытия Для-себя и вместе с тем одновременно онтологический факт деградации самого сознания.

Как мы видим, Сартр не только не исходит из утверждений научной психологии, но и пытается показать сомнительность ряда ее основных абстракций и допущений. Подобно Гуссерлю, он подчеркивает, что феноменологическое описание не предполагает никаких научных результатов и что именно наука обязана считаться с данными феноменологического анализа, а не наоборот. (Поэтому, между прочим, понимание Сартром мира материального бытия В-себе не совпадает с естественнонаучным учением о материи, в чем мы уже могли убедиться выше).

Обратим внимание на следующий важный момент в рассуждениях Сартра. Дело в том, что для него то отношение между бытием В-себе и бытием Для-себя, о котором говорилось выше, – это не только исходный и первоначальный пункт, но и выражение подлинного существа их отношений, того существа, которое в обычных условиях загорожено, задвинуто, спрятано, искажено всякого рода обстоятельствами. Поэтому, например, когда субъект способен локализовать ощущение боли в той или иной части тела, когда он всматривается в мир своих переживаний и соотносит их с прошлыми и нынешними событиями своей жизни, когда он следит за развитием собственной мысли и контролирует этот процесс, во всех этих случаях, согласно Сартру, имеет место искажение подлинных характеристик сознания, бытия Для-себя.

Сознание как «ничто» не совпадает с психической жизнью эмпирического Я, а лежит в основе этой последней, где-то в ее глубинах. (Важно заметить, что, с точки зрения Сартра, такое положение дел, когда сознание оказывается чем-то лежащим в глубине, в основании индивидуального Я, его психической жизни, выражает онтологический факт искаженного выражения подлинной природы сознания. Речь идет о реальном положении, а не просто о нашем искаженном понимании. Ибо сознание как раз лишено какой бы то ни было глубины и не обладает никакой сущностью.) С одной стороны, сознание определяет все течение психической жизни Я, всю индивидуальную субъективную биографию, а с другой стороны, не только отлично от этой биографии, но и искажается ею. Вместе с тем сознание, по Сартру, не есть и Трансцендентальное Я в духе Гуссерля. Во-первых, потому, что оно фактично, а не трансцендентально, совпадает с определенным образом понятым телом субъекта. Во-вторых, всякое Я, в том числе и Трансцендентальное Я, имеет какую-то внутреннюю определенность, плотность, некое содержание. Сознание полностью лишено такого содержания, абсолютно пусто. Значит, оно не есть Я, рассуждает Сартр.

Обычная субъективная жизнь необходимо предполагает рефлексию. Рефлексия же возможна лишь в том случае, если есть ее объект, который задерживает внутренний взор субъекта. Подлинное сознание, бытие Для-себя, считает Сартр, абсолютно прозрачно, является полной пустотой, сквозь которую внутренний взгляд проникает, нигде не останавливаясь и ни от чего не отражаясь. Поэтому самосознание, отнесение субъекта к самому себе, которое характерно для сознания – а такое отнесение постоянно имеет место, считает Сартр, ибо сознание с самого начала четко отличает себя от мира вещей В-себе – не является рефлексией. Сознание принципиально до-рефлективно, с точки зрения Сартра.

Рефлексия возникает вместе с ее объектом – «Я», и в известном смысле порождает сам этот объект. Сартр обращает внимание на важный факт, который играл принципиальную роль также и в философской системе. Речь идет о том, что процесс индивидуальной рефлексии, направленной на сознание, не просто находит перед собой готовый объект в виде Я и его состояний, а, являясь определенного рода деятельностью, воздействует на свой объект, меняет его, перестраивает и в известном смысле творит.

Для Фихте это полагание Абсолютным Субъектом самого себя в виде собственного объекта было таким определением неопределенного, которое не только характеризовало становление Я и противополагание Я и не-Я, но и выявляло внутреннюю сущность Абсолютного Субъекта. Для Сартра полагание «Я» как объекта рефлексии и появление этой последней ни в коей мере не выявляет природу сознания. Более того, на стадии рефлексии, считает Сартр, происходит искажение чистоты сознания и его деградация. Вместе с тем, согласно Сартру, – и в этом пункте он тоже отличается от Фихте – не существует никакого Трансцендентального или Абсолютного Я, Я может быть только эмпирическим и выражает неповторимые особенности данной индивидуальной личности, отличающие ее от всех других Я. Заметим, что сознание, бытие Для-себя, согласно Сартру, тоже в некотором смысле индивидуально, вследствие чего разные эмпирические субъекты характеризуются разными сознаниями. Однако, если Я выражает собой некоторую плотность, определенное единство индивидуальной биографии, личные особенности субъекта, то сознание, бытие Для-себя само по себе пусто и безлично. Поэтому разные сознания отличаются друг от друга лишь как различные центры свободной деятельности, как бесструктурные точки активности, включенные в разные фактические ситуации. Конечно, в нашем опыте мы различаем сознания на основании их связи с различными индивидуальными «Я». Однако это различение не характеризует, так сказать, метафизической различенности сознаний.

Итак, согласно Сартру, «Я» как выражение единства психической жизни субъекта не характеризует существа сознания и в известном отношении искажает его. Можно сказать, что «Я» как бы «выдумывается», «изобретается» субъектом с той существенной оговоркой, что это «изобретение» осуществляется в постоянных контактах и коммуникациях с другими субъектами. Полагание «Я» – это попытка внести определенность в принципиально неопределенную жизнь сознания, придать сознанию некую плотность и субстанциональность, сделать его собственным объектом.

Вместе с тем, согласно Сартру, сознание постоянно испытывает внутреннее тяготение к своей субстанциализации. Происходит это именно в силу того, что оно пусто и нуждается в наполнении. Однако оно стремится наполнить себя, придать себе содержание таким образом, чтобы не потерять своей главной особенности – способности к деятельности свободного отрицания, деятельности десубстанциализации. Иными словами, сознание пытается превратить себя в некий синтез бытия В-себе и бытия Для-себя, что невозможно в силу взаимоисключения характеристик того и другого. Поэтому опредмечивание сознанием себя, придание себе черт некоторого «Я» сопровождается постоянными попытками снять это опредмечивание. Однако снятие выражается не в возвращении к чистоте и бессодержательности подлинного бытия Для-себя, а в постоянном полагании все новых определенностей сознания в виде смены присущих ему характеристик «Я». Личность человека – нечто подверженное изменениям. Я не равно самому себе, спорит Сартр с формулой Декарта, Канта и Фихте. Поскольку сознание не может принять какого-то окончательного предметного облика в виде того или иного «Я», про него нельзя сказать, чем оно является. Сознание есть то, что оно не есть, и не есть то, что оно есть, подчеркивает Сартр.

Поэтому Сартр принципиально разводит познавательное отношение, предполагающее существование объекта, и акт самосознания, относящийся к принципиально необъективируемому бытию, бытию Для-себя. Как мы помним, Кант тоже разделяет познание, отношение субъекта к объекту, и самосознание, отношение Трансцендентального. Субъекта к самому себе, подчеркивая, что последний не дан в опыте, а потому не может быть предметом знания. Однако для Канта Трансцендентальный Субъект существует как некоторая потусторонняя, трансцендентальная сущность, как вещь в себе, которая, хотя и не является объектом знания, тем не менее может быть мыслима. Для Сартра сознание, бытие Для-себя не знает самого себя, не может быть объектом собственного познания именно потому, что не обладает никакой сущностью и лишено всякой глубины.

Присмотримся теперь к сартровской концепции взаимоотношения субъекта и объекта более внимательно.

Сартр исходит из непосредственной данности сознания самому себе в виде акта необъективирующего самосознания. Сознание еще до того, как оно опредметит себя в виде «Я», до того, как оно включится в отношения с другими сознаниями, как возникнет акт элементарной рефлексии, уже отличает себя от мира внешних предметов, в интенциональнои направленности на которые и выражается элементарный познавательный опыт. Необоснованность этого исходного пункта сартровского анализа определяет принципиальные изъяны его концепции в целом.

Дело в том, что у нас нет оснований для различения самосознания, относящегося к «чистому», необъективированному сознанию, и обычной рефлексии, направленной на индивидуальное «Я» как на объект. Во всяком случае, опыт сознания взрослого человека не дает поводов для подобного различения. Более того, само возникновение сознания как некоего единого центра психической жизни, как определенной индивидуальности, отличающей его от других сознаний, предполагает отнесенность его состояний к деятельности определенного объекта, являющегося моим телом (хотя и неотождествление с этой деятельностью). Само различение сознаний, возможность их индивидуализации предполагает их соотнесение с телами различных субъектов, включенными в объективные отношения с другими предметами.

Сартр соглашается с тем, что отличение меня как «Я» от других предполагает отношение к самому себе как к объекту особого рода, находящемуся в связи с другими материальными объектами и другими «Я», выступающими для меня как объекты. Однако для него подлинная индивидуальность моего сознания выражается не в «Я», а в самом факте существования чистой бесструктурной точки – бытия Для-себя.

Между тем чистое сознание как нечто абсолютно пустое и бессодержательное, действительно, оказывается «ничем». Однако «ничем» не в смысле Сартра, который не только приписывает сознанию абсолютную пустоту, но одновременно истолковывает его как особого рода бытие, как метафизическую реальность, как центр активности, а «ничем» в смысле абсолютной фикции. Бесструктурное и бессодержательное сознание, лишенное каких бы то ни было свойств и качеств, принципиально не может быть индивидуализировано. Сознания, понятые как «ничто», должны слиться, «склеиться» друг с другом. Но в этом случае рушится принципиальная философская установка Сартра, исходящего из уникальности отдельных сознаний, из невозможности проникновения одного сознания в другое.

Обратимся в этой связи к данным развития детской психики, которая дает нам дополнительные аргументы для критической оценки сартровской концепции.

Согласно Сартру, как мы видели, отличение сознанием себя от внешнего мира является исходным пунктом опыта и не предполагает отношения сознания к другим людям и их сознаниям. Между тем имеются все основания считать – и данные психологии укрепляют нас в этом мнении, – что индивид, не относящийся к себе как особому объекту, включенному, с одной стороны, в мир материальных предметов, а с другой стороны, в мир межчеловеческих отношений, не обладает сознанием и самосознанием, т.е. попросту не отличает себя от остальной действительности. Но это значит также и то, что сам познавательный опыт в этом случае не имеет в полной мере единства и непрерывности, т.е. тех характеристик, которые Кант с полным правом считал показателями его объективности.

В самом деле. Объективность опыта предполагает, по крайней мере, то, что субъект в состоянии отличить те его моменты, которые произведены действиями самих внешних предметов, от тех, которые вызваны субъектом, т.е. обусловлены, с одной стороны, изменением его положения относительно тех или иных объектов (его перемещением, изменением точки зрения, перспективы восприятия и т.д.), а с другой стороны, сменой состояний сознания. Но наличие у субъекта указанной способности означает, что он может относиться к себе как особому объекту, обладающему сознанием, т.е. может осуществлять акт элементарного самопознания. Значит, в той мере, в какой у субъекта отсутствуют самосознание и самопознание – отличать одно от другого, как мы пытались показать, нет оснований, – познавательный опыт не может сохранять единство и непрерывность, т.е. не может в полной мере выступать как объективный.

Ж. Пиаже, основываясь на результатах экспериментальных исследований, выделяет разные стадии в развитии познавательных структур ребенка. Первоначально, на стадии так называемого сенсомоторного интеллекта, ребенок совершенно не существует для себя как объект, а значит, и как субъект. Поэтому окружающие его предметы не сохраняют в его опыте постоянных отношений друг к другу и собственных константных характеристик, независимых от течения самого опыта (т. е. не сохраняют постоянства размера, объема, веса и т.д.).

Предмет, выпавший из поля восприятия, например, в том случае, если ребенок не смотрит в соответствующую сторону или если один предмет загорожен другими, не существует для ребенка, как бы «абсолютно исчезает». Познавательный опыт носит, таким образом, черты разрывности. Взрослые воспринимаются ребенком только лишь в качестве особенно активных предметов, источников удовольствии и наказании.

Эта стадия развития познавательных структур, зафиксированная в исследованиях Пиаже, как видим, имеет некоторое сходство с тем исходным опытом, о котором пишет Сартр. Последний тоже подчеркивает, что первоначально сознание не знает себя как объект, не знает и своего тела как объекта и поэтому не может конституировать особый субъективный мир сознания, отличный от объективных связей предметов, данных в опыте, не может, например, локализовать ощущения, идущие от различных частей собственного тела, а как бы сливается с последним. Важно, однако, отметить принципиальное различие точек зрения Пиаже и Сартра в истолковании этого опыта. Пиаже вопреки Сартру подчеркивает, что на первых стадиях интеллектуального развития субъект не способен рефлективно относиться к себе, и поэтому его сознание не существует как объективно, так и субъективно. Это значит, что для субъекта не существует не только отличия его сознания от его собственного тела (этот факт признает и Сартр), но и его отличия от мира внешних предметов (чего Сартр не признает). На первых стадиях интеллектуального развития субъект в собственном опыте как бы слит с миром внешних предметов. Именно поэтому предметы опыта еще не выступают здесь как объекты, т.е. нечто отличное от субъекта (между тем для Сартра бытие В-себе сразу же дано сознанию как мир объектов).

Важно отметить и другое обстоятельство. Для Сартра первоначальный познавательный опыт лежит в основе всего последующего развития познания и определяет содержание и смысл всех типов, видов и структур знания, включая научно-теоретическое. Между тем, как показывает Пиаже, развитие познания, осуществляемое в ходе индивидуального психического развития, предполагает полное перестраивание тех интеллектуальных механизмов, которые сложились на первых стадиях, и, таким образом, совершенно не может быть понято, если исходить только лишь из знания этих последних.

Вместе с тем было бы неверно истолковывать отмеченные Пиаже характеристики первоначальных стадий интеллектуального развития как своеобразное «экспериментальное подтверждение» тезиса философского субъективизма, согласно которому исходным образом субъекту дан не мир объективных вещей, а он сам и состояния его сознания. Дело в том, что субъект с самого начала развития психики объективно включен в определенные отношения с внешними предметами и другими людьми. Хотя субъективно для него эти предметы первоначально не выступают как объекты, а другие люди как субъекты, тем не менее лишь знание механизмов развития этих объективных отношений, в которые человек оказывается включенным сразу после рождения, позволяет объяснить развитие познания. Что же касается той формы, в какой для субъекта выступают указанные объективные отношения, то знание ее самой по себе неспособно прояснить характер смены познавательных структур. Напротив, сама субъективная форма может и должна быть объяснена исходя из системы объективных отношений. Наконец, отметим, что на первоначальных стадиях интеллектуального развития субъекту не дан не только мир объектов, но и он сам, состояния его сознания. Поэтому та картина исходного познавательного отношения, которую рисует философский субъективизм, совершенно не соответствует реальным данным познавательного опыта.

Развитие структур познания, показывает Пиаже, предполагающее переход от необратимых к обратимым интеллектуальным операциям, включает изменение психологических отношений ребенка со взрослыми. На первоначальной стадии эти структуры «центрированы», т.е. не дают возможности отличения непосредственной точки зрения от объективных отношений предметов. «Центрация» предполагает в качестве необходимого дополнения то, что главным механизмом приобщения ребенка к социально-культурному опыту является подражание взрослому человеку, который выступает как абсолютный авторитет. Стадии познавательного развития характеризуют ступени последовательной «децентрации» интеллектуальных структур, т.е. достижения возможности отношения к себе как бы со стороны. Но это означает одновременно и изменение в сторону полной обратимости отношений со взрослым. Иными словами, ребенок начинает относиться к взрослому человеку как принципиально равному себе, как к другому субъекту. Авторитарное давление взрослого сменяется интеллектуальным обменом и познавательной кооперацией. Поэтому ребенок получает возможность в полной мере относиться к себе как к «Я», т.е. существу, подобному всем другим.

Таким образом, то, что Пиаже называет полной обратимостью интеллектуальных операций, необходимо включает рефлексивное отношение субъекта к самому себе.

Принципиальные черты возникновения индивидуальной рефлексии были в философском плане сформулированы К. Марксом. «В некоторых отношениях, – пишет Маркс, – человек напоминает товар. Так как он родится без зеркала в руках и не фихтеанским философом: „Я есмь я", то человек сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку. Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павловской телесности, становится для него формой проявления рода „человек"».

Таким образом, отношение субъекта к самому себе как «Я» необходимо опосредовано его отношением к другому. Рефлексия рождается не в результате внутренних потребностей «чистого», изолированного сознания, как это представлялось Декарту, Фихте и Гуссерлю, а в процессе межчеловеческих отношений, в качестве сложного продукта развития системы коммуникаций. Вместе с тем было бы неправильным толковать вышеприведенные слова К. Маркса в том смысле, что сначала индивид признает другого в качестве субъекта, другого «Я», и лишь затем, по аналогии с этим другим, начинает относиться к себе как к субъекту. В действительности существует опосредованность двоякого рода: индивид не только воспринимает себя по аналогии с другим, но одновременно и другого по аналогии с собой. Иными словами, «Я» и «другое Я» возникают одновременно и необходимо предполагают друг друга. Этот факт, между прочим, четко зафиксирован в исследованиях Пиаже.

Все три стадии развития интеллекта, подчеркивает Пиаже, – это стадии процесса социализации. «Человеческий интеллект испытывает воздействие общества на всех уровнях развития, с первого и до последнего дня». Все дело, однако, в том, считает Пиаже, что на разных стадиях интеллектуального развития воздействие общества осуществляется по-разному. Стадии процесса «децентрации» характеризуют лишь ступени постепенного снятия примата непосредственной точки зрения, неспособности менять данную познавательную перспективу. Ранние стадии интеллектуального развития лучше именовать не «эгоцентризмом», а «центризмом», подчеркивает Пиаже. Сказанное относительно изменения позиции Пиаже в ряде вопросов, хотя и делает его концепцию более тонкой и позволяет ему точнее описывать некоторые факты, особенно те, которые наиболее интересуют нас в данном разделе работы, разумеется, не означает какой-либо радикальной перестройки его философской и психологической теории в целом.

Следует отметить, что взаимное уподобление друг другу начинается, по-видимому, с идентификации действий субъектов. Как мы помним, Сартр, подчеркивая, что отношение к себе как к объекту чуждо самой природе сознания, обращал внимание на то, что в исходном познавательном опыте человек не воспринимает в качестве объекта даже собственное тело: глаз не видит себя, человек не может взглянуть на собственное лицо и т.д. Между тем Сартр упускает из виду, что существуют такие части тела, которые одновременно воспринимаются и «изнутри» как нечто, принадлежащее данному существу, и «извне» как объекты, вписанные в мир материальных предметов. Это те органы, посредством которых я осуществляю предметные действия, которые дают мне возможность передвигаться в объектном мире: мои руки, ноги. Их внешний вид в принципе не отличается от вида соответствующих частей тела другого человека. В ходе совместной деятельности одного человека с другими (прежде всего ребенка со взрослым), по-видимому, осуществляется идентификация действий разных индивидов, а затем взаимное уподобление индивидов в целом, т.е. одновременное становление «Я» и другого «Я».

Из сказанного относительно взаимной опосредованности отношения меня к самому себе и к другому не следует, что мое, самосознание и познание мною другого человека принципиально тождественны. Действительно, индивидуальная рефлексия предполагает взгляд на себя как бы со стороны другого. Вместе с тем я всегда знаю о себе нечто такое, что непосредственно другому недоступно: у меня есть ощущения, переживания, воспоминания, которые даны лишь в акте моей рефлексии и которые я могу скрыть от всех (могу, например, даже не выдать ощущения боли). Я имею, таким образом, непосредственный «внутренний доступ» к состояниям собственного сознания. Этот важный реальный факт был зафиксирован и философски осмыслен представителями субъективистских и трансценденталистских концепций. Действительно, о субъективных состояниях другого я могу судить лишь косвенным образом – либо на основании наблюдения его действий, либо воспринимая ту информацию, которую он сообщает о себе. И в первом, и во втором случае не исключается возможность обмана. Однако не менее важно заметить, что сама природа самосознания, индивидуальной рефлексии такова, что ее возникновение необходимо предполагает принципиальное сходство того, что я воспринимаю в себе «изнутри», с тем, что воспринимает или может воспринять в себе другой субъект. Конечно, этот другой может скрыть от меня те или иные состояния своего сознания, так же как это могу сделать я по отношению к своему сознанию. Это, однако, не исключает принципиальной тождественности механизмов нашей психической жизни, а реально осуществляющийся процесс коммуникации предполагает в качестве предпосылки своей успешности наличие в большинстве случаев взаимопонимания. Мои субъективные состояния даны мне в акте самосознания непосредственно, как они не могут быть даны другому, но я сознаю их в тех формах, которые не являются только моим личным достоянием, а носят меж-индивидуальный характер. Иными словами, акт субъективной рефлексии предполагает, с одной стороны, такой объект, который непосредственно доступен лишь мне (мои субъективные состояния), а с другой стороны, такие средства познавательной фиксации этого объекта, которые предполагают «всякого другого» человека (т.е. то, что осознал бы этот другой, если бы имел непосредственный доступ к состояниям моего сознания).

Таким образом, положение Сартра о том, что не существует никакого доступа к сознанию другого субъекта, не соответствует реальным фактам меж-человеческой коммуникации и по сути дела выражает тезис «плюралистического индивидуализма»: согласно Сартру, существует сознаний, каждое из которых замкнуто в себе и принципиально не может проникнуть в другие. Таким образом, познавательный опыт, обладающий характеристиками объективности, т.е. опыт, предполагающий сознательное отношение субъекта к миру объектов, необходимо включает рефлективное отношение субъекта к самому себе и отличение своего тела от всех других предметов, а также смены состояний сознания от объективных изменений в предметном мире. Субъективный опыт, выражающийся в акте самосознания и самопознания, отличен от объективного опыта, относящегося к миру внешних предметов. Но это не просто два ряда опытов, существующих независимо друг от друга и протекающих как бы параллельно. Как мы пытались показать, оба эти ряда взаимно предполагают и опосредствуют друг друга. Субъективный опыт становится возможным лишь в результате отношения к себе как к объекту, включенному в сетку объективных отношений с предметами и другими людьми. В свою очередь, внешние предметы начинают выступать для субъекта как мир объектов, независимых от него и его сознания, лишь тогда, когда появляется первый, элементарный акт самопознания.

Субъект сознает не только свою включенность в объективную сеть отношений, но и уникальность собственной позиции в мире. Последняя выражается, во-первых, в том, что его тело занимает такое место в системе пространственно-временных связей, которое не занимает никакой другой субъект, во-вторых, в том, что только он имеет «внутренний доступ» к собственным субъективным состояниям. Объективный факт уникальности этой позиции, так же как субъективное сознание этого факта, предполагается самой структурой опытного знания (всякая попытка применить теоретическое знание для описания опытных данных тоже предполагает этот факт). Однако, как мы видели, это обстоятельство не имеет ничего общего с той «центрацией» мира вокруг индивидуального субъекта, которую пытался обосновать Э. Гуссерль в своих поздних работах.

В данной связи заметим, что в ряде теоретико-познавательных концепций эмпиристского толка, распространенных в современной буржуазной философии, критика декартовского тезиса («Я существую» – как высшее основоположение всякого знания) нередко принимает форму отрицания какого бы то ни было серьезного познавательнoro значения акта индивидуального самосознания. Так, например, А. Айер подчеркивает, что положение «Я существую» по существу еще ничего не говорит обо мне, так как лишено какого бы то ни было содержания, не идентифицирует меня с каким-либо объектом (в этом отношении, подчеркивает Айер, это утверждение отличается от утверждения о том, что существует человек, обладающий такими-то и такими-то характеристиками). Высказывание «Я существую», считает английский эмпирик, может быть уподоблено простому указанию на индивидуальный объект, не сопровождаемому словами. Такое указание, как известно, не несет никакой информации. К тому же, по его мнению, возможно знание, не сопровождаемое самосознанием.

Между тем, как мы пытались показать, самосознание невозможно без отнесения к себе как к определенному объекту, обладающему специфическими уникальными характеристиками и включенному в сеть объективных отношений. Лишь благодаря наличию определенных содержательных зависимостей опыта может возникнуть сам акт индивидуального самосознания (разумеется, все эти зависимости могут непосредственно субъективно не осознаваться, но в неявном виде они присутствуют всегда). Отношение к себе как к «Я», таким образом, включает целую систему связей знания. Поэтому Декарт, Фихте и Гуссерль были правы, когда утверждали, что акт самосознания и рефлексии в скрытом виде уже предполагает принципиальные характеристики знания. Они ошибались в другом: в том, что пытались понять особенности знания и познавательного процесса, исходя из анализа акта рефлексии, «чистого» самосознающего «Я». Действительная же зависимость является прямо противоположной: возникновение «Я», его самосознания и рефлексии должно быть понято как результат процесса формирования познавательного опыта, как следствие развития определенных объективных отношений данного субъекта к миру материальных предметов и других людей.

Принципиальная ошибка трансцендентализма и субъективизма состоит в том, что знание о собственном существовании считается более несомненным, чем знание о существовании внешнего мира. В действительности самый элементарный акт самосознания всегда предполагает признание мира внешних объектов, независимых от сознания и связанных устойчивыми отношениями.

Итак, попытки решить проблему обоснования знаний, предпринятые в рамках философского субъективизма, попытки истолковать познание как определяемое структурой индивидуального сознания принципиально не могли увенчаться успехом.

Представители философского субъективизма обыгрывают в своих целях, во-первых, особенности природы и работы сознания субъекта (наличие непосредственного «внутреннего доступа» к состояниям своего сознания, самосознание как необходимая черта объективности опыта и т.д.), во-вторых, наличие нормативных характеристик во всяком знании.

Идеалистическое препарирование этих реальных фактов познания и подлинных проблем, возникающих в ходе теоретико-познавательного исследования, предопределяет невозможность адекватного понимания познавательного отношения. Тупики, в которые неминуемо заходят представители философского субъективизма, в конечном счете предопределены самим способом задания исходного познавательного отношения субъекта и объекта.

Экзистенциализм (от латинского existentia — существование) считается одним из крупнейших течений в мировой XX в. В нем отражена реакция интеллигенции на неустойчивость и трагизм жизни, незащищенность человека от социальных бурь и потрясений, на возрастание отчуждения между людьми. Сторонники экзистенциализма стремились отыскать новые пути реализации человеческой свободы, способы преодоления страха и одиночества и взывали к ответственности каждого человека, живущего в обществе, требуя уважения к правам и достоинству личности. Формирование экзистенциальной философии уходит корнями в умонастроения XIX в.

Экзистенциализм: кратко о самом главном

Экзистенциализм — направление философии, главным предметом изучения которого стал человек, его проблемы, трудности, существование в окружающем мире.

Экзистенциализм начал зарождаться еще в середине XIX века, а в 20-е — 70-е годы XX века приобрел актуальность и стал одним из популярных философских направлений в Западной Европе.

Проблемы экзистенциализма

Актуализации и расцвету экзистенциализма в 20-е — 70-е гг. XX в. способствовали следующие причины:

• нравственные, экономические и политические кризисы, охватывавшие человечество перед первой мировой войной, во время первой и второй мировых войн и между ними;
• бурный рост науки и техники и использование технических достижений во вред человеку (совершенствование военной техники, автоматы, пулеметы, мины, бомбы, применение отравляющих веществ в ходе боевых действий и т. д.);
• опасность гибели человечества (изобретение и применение ядерного оружия, приближающаяся экологическая катастрофа);
• усиление жестокости, бесчеловечное отношение к человеку (70 миллионов погибших в двух мировых войнах, концлагеря, трудовые лагеря);
• распространение фашистских и иных тоталитарных режимов, полностью подавляющих человеческую личность;
• бессилие человека перед природой и перед техногенным обществом.

Экзистенциалистская философия распространилась в ответ на эти явления.

Можно выделить следующие проблемы, которым уделяли внимание философы-экзистенциалисты :

• уникальность человеческой личности, глубина его чувств, переживаний, тревог, надежд, жизни в целом;
• разительное противоречие между человеческим внутренним миром и окружающей жизнью;
• проблема отчуждения человека (общество, государство стали для человека абсолютно чужими, реальностью, которая полностью пренебрегает человеком, подавляет его «Я»);
• проблема бессмысленности жизни, одиночества, заброшенности (человек одинок в окружающем мире, у него нет «системы координат», где он чувствовал бы себя нужным);
• проблема внутреннего выбора и проблема поиска человеком своего как внутреннего «Я», так и внешнего — места в жизни.

Представители экзистенциализма

Экзистенциализм Сёрена Кьеркегора

Основателем экзистенциализма считается датский философ Сёрен Кьеркегор (1813 — 1855). Он поставил вопрос: почему философия занимается таким большим количеством всевозможных вопросов — сущностью бытия, материей, Богом, духом, пределами и механизмами познания — и почти не уделяет внимания человеку, более того, растворяет конкретного человека с его внутренним миром, переживаниями во всеобщих, абстрактных, как правило, не интересующих его и не касающихся его насущной жизни вопросах? Кьеркегор считал, что философия должна повернуться к человеку , его маленьким проблемам, помочь ему найти истину, понятную ему, ради которой он мог бы жить, помочь человеку сделать внутренний выбор и осознать свое «Я». Философом были выделены понятия:

• неподлинное существование — полная подчиненность человека обществу, «жизнь со всеми», «жизнь как у всех», «плывя по течению», без осознания своего «Я», уникальности своей личности, без нахождения истинного призвания;
• подлинное существование — выход из состояния подавленности обществом, сознательный выбор, нахождения себя, превращение в хозяина своей судьбы.

Подлинное существование и есть экзистенция. В своем восхождении к подлинному существованию человек проходит три стадии:

• эстетическую , когда жизнь человека определяется внешним миром. Человек «плывет по течению» и стремится только к удовольствию;
• этическую , когда человек делает сознательный выбор, осознанно выбирает себя, теперь им движет долг;
• религиозную , когда человек глубоко осознает свое призвание, полностью обретает до такой степени, что внешний мир не имеет для него особого значения, не может стать препятствием на пути человека. С этого момента и до конца своих дней человек «несет свой крест», превозмогая все страдания и внешние обстоятельства.

С точки зрения Кьеркегора, человек - это синтез конечного и бесконечного, временного и вечного, свободы и необходимости. И этот синтез не происходит сам по себе и не дается человеку от природы - его необходимо сознательно создать, определенным образом построив свою жизнь. Следовательно, основная задача, которая ставится перед человеком в жизни, — это обретение собственной самости. Кьеркегор полагал, что он достиг той цели, которая, по его мнению, стоит перед любым человеком: не случайно задолго до смерти он предложил такой текст на собственный надгробный камень - «Этот Единичный». «Этот Единичный» и есть самость, человек, достигший максимальной отделенности от других.

Наиболее значимыми представителями экзистенциализма XX века были:

• Карл Ясперс (1883 — 1969);
• Мартин Хайдеггер (1889 — 1976);
• Жан-Поль Сартр (1905 — 1980);
• Альбер Камю (1913 — 1960).

Экзистенциализм Карла Ясперса

Немецкий философ Карл Ясперс (1883 — 1969) был одним из первых, кто поднял экзистенциалистские проблемы в XX веке. Это им было сделано в работе «Психология мировоззрений», вышедшей в 1919 году, т.е. после окончания первой мировой войны. Согласно Ясперсу, человек обычно живет «заброшенной », не имеющей большого смысла жизнью — «как все». При этом он даже не подозревает о том, кто он такой в действительности, не знает своих скрытых способностей, возможностей, подлинного «Я».

Однако в особых случаях истинная натура, данные скрытые качества выходят наружу. По Ясперсу, это пограничные ситуации — между жизнью и смертью, особо важные для человека, его дальнейшей судьбы. С этого момента человек осознает себя и становится самим собой, он соприкасается с трансцедентальностью — высшим бытием. Вся жизнь человека осознанно или неосознанно направлена к трансцеденции — к полному раскрепощению энергии и пониманию некого высшего абсолюта. Человек приближается к транцеденции, абсолюту, высвобождает энергию, осознает себя через так называемые «шифры» трансцедентального: эротику, секс; единство себя с собственным внутренним миром (согласие с собой); свободу и смерть.

Экзистенциализм Мартина Хайдеггера

Мартин Хайдеггер (1889 — 1976) занимался разработкой самих основ экзистенционалистического понимания предмета и задач философии. Экзистенция , по Хайдеггеру, есть бытие, к которому человек сам себя относит, наполненность бытия человека конкретикой; его жизнь в том, что ему принадлежит и что есть для него сущее.

Бытие человека происходит в окружающем мире (именуется философом «бытие в мире» ). В свою очередь, «бытие в мире» состоит из: «бытия с другими» и «бытия самого себя». «Бытие с другими» засасывает человека, направлено на его полную ассимиляцию, обезличивание, превращение в «такого, как все». «Бытие самого себя» одновременно с «бытием с другими» возможно только при отличии «Я» от других. Следовательно, человек, желая остаться самим собой, должен противостоять «другим», отстаивать свою идентичность. Только в этом случае он будет свободен. Отстоять свою идентичность в поглощающем человека окружающем мире — главная проблема и забота человека.

Экзистенциализм Жана-Поля Сартра

Основной проблемой экзистенциональной философии Жана-Поля Сартра (1905 — 1980) является проблема выбора. Центральным понятием сартровской философии является «для-себя-бытие». «Для-себя-бытие » — высшая реальность для человека, приоритетность для него прежде всего его собственного внутреннего мира. Однако полностью осознать себя человек может только через «для-другого-бытие », т.е. различные взаимоотношения с другими людьми. Человек видит и воспринимает себя через отношение к нему «другого».

По Сартру, важнейшим условием жизни человека, ее «стержнем» и основанием активности является свобода. Человек находит свою свободу и проявляет ее в выборе , но не простом, второстепенном (например, какую одежду надеть сегодня), а в жизненно важном, судьбоносном, когда решения избежать нельзя (вопросы жизни и смерти, экстремальные ситуации, жизненно важные для человека проблемы). Такой вид решения Сартр именует экзистенциальным выбором. Сделав экзистенциальный выбор, человек определяет свою судьбу на многие годы вперед, переходит из одного бытия в другое. Вся жизнь человека — это цепочка различных «маленьких жизней», отрезков разного бытия, связанная особыми «узлами» — экзистенциональными решениями. Например: выбор профессии, выбор супруга, выбор места работы, решение изменить профессию, решение принять участие в борьбе, пойти на войну и т. д.

По Сартру, свобода человека абсолютна (то есть безотносительна). Человек свободен постольку, поскольку он способен хотеть. Например, сидящий в тюрьме заключенный свободен, пока он чего-либо хочет: сбежать из тюрьмы, сидеть дальше, покончить жизнь самоубийством. Человек обречен на свободу (в любых обстоятельствах, кроме случая полного подчинения внешней реальности, но это тоже выбор).

Вместе с проблемой свободы возникает проблема ответственности . Человек ответственен за все, что он совершает, за самого себя («Все, что со мной происходит, — мое»). Единственное, за что человек не может отвечать, — это за свое собственное рождение. Однако во всем остальном он полностью свободен и должен ответственно распоряжаться свободой, особенно при экзистенциональном (судьбоносном) выборе.

Экзистенциализм Альбера Камю

Альбер Камю (1913 — 1960) сделал главной проблемой своей экзистенциональной философии проблему смысла жизни , полагая, что жизнь человека в сущности бессмысленна. Большинство людей живет своими мелкими заботами, радостями, от понедельника до воскресенья, из года в год и не придает своей жизни целенаправленного смысла. Те же, кто наполняют жизнь смыслом, тратят энергию, мчатся вперед, рано или поздно понимают, что впереди (куда они изо всех сил идут) — смерть, Ничто. Смертны все — и наполняющие жизнь смыслом, и не наполняющие.

Жизнь человека — абсурд (в переводе — не имеющая оснований). Камю приводит два главных доказательства абсурдности, безосновательности жизни:

• соприкосновение со смертью : при соприкосновении со смертью, особенно близкой и внезапной, многое, ранее казавшееся важным для человека, — увлечения, карьера, богатство — теряет свою актуальность и кажется бессмысленным, не стоящим самого бытия;
• соприкосновение с окружающим миром, природой : человек беспомощен перед существующей миллионы лет природой («Я чувствую запах травы и вижу звезды, но никакое знание на Земле не может мне дать уверенность, что этот мир мой»).

В итоге смысл жизни, по Камю, находится не во внешнем мире (успехах, неудачах, взаимоотношениях), а в самом существовании человека.

Стоит отметить, что Философия экзистенциализма по сей день очень популярна в современной Западной Европе и актуальна для нее. В настоящее время наблюдается тенденция смешения центра тяжести философских исследований на проблемы человека, его жизни в окружающем мире, поиска самого себя, сохранение уникальности и смысла жизни.

Философские взгляды родоначальника экзистенциализма Серена Кьеркегора

Родоначальником экзистенциализма считается выдающийся датский философ Серен Кьеркегор (1813 — 1856).

Его философские взгляды сформировались под влиянием немецкого романтизма и реакции на . Одним из существенных источников направленности философии Кьеркегора было осознание им неблагополучия мира. Начало философии, по мнению датского мыслителя, вытекает не из удивления, как учили и , а из отчаяния. Последнее порождается тем, что мир наполнен нетерпимым злом.

Исследование философских проблем в сочинениях Кьеркегора опирается на переиначенную гегелевскую диалектику. Он перетолковывает многие понятия Гегеля и отвергает предложенное им помещение человека в исторически конкретную систему реализации объективного духа, усматривая в этом подчинение человека истории и лишение его самостоятельности и ответственности за свои поступки. Кьеркегор был против претензий философии не только проектировать социальную действительность, но и объяснять ее. Действительность для Кьеркегора есть то, что наше “я” обнаруживает в себе самом.

Душа, по Кьеркегору, первична, а тело вторично. Он считал, что человек есть синтез души и тела, временного и вечного, свободы и необходимости.

Родоначальник экзистенциализма выступил против рационалистической философии и ее учения об истине. Для него “истина есть субъективность”. Критерием истины у Кьеркегора выступает страстная субъективная уверенность в своей правоте. Предмет его интереса — не всеобщая, а личная истина. Позже близкий к такому пониманию истины известный русский философ Л. Шестов отстаивал сходную позицию.

В ходе жизни личность, согласно представлениям копенгагенского философа, может обретать три сменяющие друг друга облика и проходить три сменяющие друг друга стадии, которые противоположны одна другой. Эти стадии или ступени следующие: эстетическая, этическая и религиозная.

На эстетической ступени человек обращен к внешнему миру, погружен в чувственную жизнь, и целью его жизни являются удовольствия. Символ этой стадии — Дон Жуан. Погоня за удовольствиями приводит к пресыщению, и уделом эстетического сознания становятся сомнение и разочарование, тоска и отчаяние. Человек осознает несовершенство такой жизни и переходит на следующую ступень жизни — этическую. На этой стадии жизни стремление к наслаждению замещается чувством долга, и человек добровольно подчиняется нравственному закону. Личность выбирает себя как нравственное существо, сознательно стремящееся идти путем добродетели. Символ этой стадии — Сократ.

Вводя различие между людей на той и другой стадии, Кьеркегор пишет: “Эстетическое мировоззрение, какого бы рода или вида оно ни было, есть в сущности отчаяние, обусловливаемое тем, что человек основывает свою жизнь на том, что может и быть и не быть, т. е. на несущественном. Человек с этическим мировоззрением, напротив, основывает свою жизнь на существенном, на том, что должно быть”. И далее: “Этическое начало сообщает жизни человека внутренний мир, устойчивость и уверенность”. На этической стадии человек становится личностью, превращенной в единственный абсолют. Кьеркегор стремится вывести нравственность из внутреннего расположения человеческого духа. Однако этика изолированного мира ограничена, а нравственный закон, устанавливаемый индивидом исходя из собственного опыта, может быть ошибочным и неприемлемым для других.

Но человеческий выбор, обусловливающий переход с эстетической на этическую стадию жизни, не является последним. Впереди у человека еще есть выбор безотчетной веры. Именно она и покорность Богу ведут человека к религиозной стадии. Выбрав веру в качестве основы организации жизни в акте последующего выбора, человек преодолевает недостатки этической стадии. Последние, согласно Кьеркегору, связаны с тем, что движущей силой поведения человека здесь выступает стремление к счастью, при этом действующий в мире подчиняется закону как чему-то всеобщему, что ограничивает его свободу.

На религиозной ступени личность служит Богу. И религиозная вера возвышает человека над моралью; выработанной им для себя. Достигнув этой ступени, люди погружаются в страдание. Религиозный человек — это страждущий человек. Прекращение страдания означает прекращение религиозной жизни.

Кьеркегор считал, что люди, одержимые оптимизмом, находятся в непроницаемом заблуждении. Жизнь — это не отрада, а юдоль скорби. По мнению философа, человек не по своей воле заброшен, как в бездну, в чуждый и мрачный мир. Пребывая в мире, человек переживает свободу, страдание, грех и страх перед Богом. При этом жизнь, наполненная страданием, приобретает оправдание и смысл благодаря стремлению к спасению при помощи искупления. Страдание — это плата Богу за спасение.

Переход от одной ступени жизни к другой совершается в результате волевого акта, выбора, осуществляемого человеком. Личность ведут по ступеням жизни забота и отчаяние. Кризис отчаяния приводит к появлению страха, который стимулирует выбор и переворачивает человеческую жизнь. Так реализуется свобода человека, направленная на достижение вечного блаженства. Помощником человека в преодолении отчаяния на дорогах жизни, по Кьеркегору, является вера. Отказавшись от разума, вызывающего страдания, страх, отчаяние, человек обретает успокоение в вере, которая одна только и гарантирует подлинное существование.

Следует отметить, что задача существования, или экзистенции, согласно Кьеркегору, не поддается научному исследованию, поэтому его философские идеи запечатлены в виде потока свободных размышлений по поводу интересующих его вопросов. Философ стремится заострить внимание на тревожных симптомах бытия, проявляющихся в духовной жизни людей. Он не склонен был переоценивать значение своих возможностей в предостережений людей о надвигающейся со стороны нигилизма опасности, угрожающей человеческому существованию.

Резкое нарастание кризисных явлений в жизни европейских государств усугубило неблагополучие духовной ситуации времени, что сделало для многих литераторов проблематику, относящуюся к перспективам существования человека в мире, притягательной, возродило интерес к философским вопросам, поставленным в кьеркегоровской философии. Наиболее крупными представителями экзистенциализма считаются М. Хайдеггер, К. Ясперс, Ж.-П. Сартр и А. Камю.

Итоги рассмотрения проблемы человеческого существования в философии экзистенциализма

Анализ философских взглядов основных представителей экзистенциализма показывает, что, изучая их, мы имеем дело хотя и с различающимися, но сходными в самом существенном и главном, учениями о бытии и человеческом существовании в нем.

С. Кьеркегор , решая проблемы человеческого существования в неприветливом и мрачном мире, исходит из того, что человек входит в жизнь неподготовленным и воспринимает ее первоначально как место праздника, проходя по ступеням своего совершенствования, он способен двигаться от эстетического отношения жизни, при котором целью существования выступает наслаждение, к этическому, при котором целью жизни становится разумное служение долгу, и приближаться к религиозному отношению к жизни, которая превращается в служение Богу.

М. Хайдеггер решает проблему человеческого существования иначе. Для него главная задача на пути разрешения вопросов человеческого существования в мире — закладка фундамента под понимание мира. В этом качестве выступает онтология, базирующаяся на прислушивании к бытию и на выработке отношения к нему в соответствии с теми сигналами, которые подает оно нам при нашем стремлении комфортабельно устроиться в мире. Мыслитель стремится найти консенсус между миром и человеком на основе человеческого разума, обогащенного знаниями о гармонии мира.

Для К. Ясперса решение проблем человеческого существования в мире возможно на основе приспособления к миру. Он стремится внушить читателю своих произведений бережное и ответственное отношение к найденным европейской цивилизацией ценностям. Мыслитель предостерегает против бездумного расшатывания устоев западного общества и желает направить усилия людей на ответственное созидание мирового сообщества, в котором народы сольются в единую семью.

Ж.-П. Сартр и А. Камю , высвечивая неблагополучие мира и показывая его абсурдность, предлагают не падать духом, а мужественно выполнять свой человеческий долг, не страшась утрат, не склоняясь под ударами судьбы, спокойно делать свое будничное дело, когда же гнет действительности становится нестерпимым, отваживаться на бунт, устраняющий и ослабляющий этот гнет.