Стеблин-каменский михаил иванович. Стеблин-Каменский М. И. Старшая Эдда

М. И. Стеблин - Каменский

Источник: М. И. Стеблин - Каменский. Миф. - Ленинград, «Наука», 1976. - Академия Наук СССР. Серия «Из истории мировой культуры». Тираж 40000

Предисловие

Что такое миф? Автор начинает с рассмотрения известных ему теорий мифа и приходит к выводу, что нельзя ответить на этот вопрос, не определив предварительно место мифа в истории человеческого сознания, и что, следовательно, мифы надо изучать с точки зрения отражения в них этого сознания (глава Теории мифа). В соответствии с этим выводом автор обращается к некоторым частным аспектам сознания - представлениям о пространстве и времени и представлениям о личности - и их отражениям в некоторых конкретных, а именно в эддических, т. е. древнеисландских, мифах (главы Пространство и время в эддических мифах и Личность в эддических мифах). Однако в заключение автор решается обратиться и к общему вопросу - месту мифа в истории человеческого сознания и, следовательно, к самой этой истории (глава Миф и становление личности). Этот краткий обзор содержания книжки объяснит читателю, почему она состоит из названных выше частей.

Автор обращается к широкому кругу читателей. В книжке нет сносок, или, вернее, все они отнесены в конец, в примечания. Это сделано для удобства тех ученых специалистов, которых интересуют в первую очередь именно библиографические сведения.

Теории мифа

Нет такой нелепости или такого абсурда, о которых те или иные философы не утверждали бы, что это - истина.

Джонатан Свифт

Несмотря на то что исследованием мифов занимается целый ряд наук - литературоведение и фольклористика, этнография и антропология, наука о мифах и наука о религии - и что существует обширнейшая литература о мифе, основное в нем остается загадочным. Бесспорно в отношении мифа только одно: миф - это повествование, которое там, где оно возникало и бытовало, принималось за правду, как бы оно ни было неправдоподобно. Почему же, однако, раз то, о чем рассказывалось в этом повествовании, было явно неправдоподобно, оно принималось за правду? На этот вопрос, в сущности основной для понимания того, что такое миф, до сих пор не было найдено сколько–нибудь удовлетворительного ответа. Между тем если неизвестно, почему то, о чем рассказывалось в мифе, принималось за реальные факты, то неизвестно, и почему возникали мифы, что было их предпосылкой в сознании людей и т. д.

Но если для тех, среди кого миф возникал и бытовал, то, о чем рассказывалось в нем, было реальностью, если, следовательно, для них персонажи мифа или события, о которых в нем говорилось, были такими же реальными, как существа или события объективной действительности, то тогда существа или события, о которых рассказывалось, не могли, очевидно, «значить» что–то, т. е. быть условными обозначениями, знаками или символами чего–то. Ведь не может, например, существо, воспринимаемое как реально существующее, в то же время восприниматься как существующее только в качестве обозначения, знака или символа чего–то, т. е. как что–то придуманное. Так, не может живой человек быть аллегорией справедливости, художественным воплощением идеи долга, символом чувства ответственности и т. п. Вернее, он может стать всем этим только как персонаж художественного произведения. Но тогда он - продукт художественного творчества, осознаваемый как таковой, а не живой человек.

Тем не менее до сих пор изучение мифов сплошь и рядом сводится к попыткам установить, что тот или иной миф «значит», т. е. к толкованиям мифических персонажей или мифических событий как условных обозначений, знаков или символов чего–то. Спрашивается, неужели же тем, кто изучает мифы, неизвестно, что то, о чем рассказывалось в мифах, принималось за реальность, т. е., попросту говоря, что в мифы верили? Неужели же те, кто изучает мифы, не понимают, что толковать мифических персонажей или мифические события как условные обозначения, знаки или символы можно, только если игнорировать основное в мифе - то, что он принимался за повествование вполне достоверное?

Дело тут, по–видимому, вот в чем. Тот, кто изучает мифы, в них, конечно, не верит. Он поэтому не может не воспринимать их как вымысел. Но тем самым он подставляет свое собственное сознание, т. о. сознание, для которого миф - это только вымысел, на место сознания, для которого содержание мифа было реальностью. Другими словами, тот, кто изучает мифы, всегда имеет дело не с мифами, т. е. вымыслом, который осознается как реальность и поэтому пе может ничего «значить», а только с тем, что было когда–то мифами, но в результате подстановки современного сознания на место мифического превратилось в нечто совершенно отличное от мифа и даже противоположное ему, а именно - в вымысел, который осознается как вымысел и поэтому вполне может что–то «значить». По–видимому, понять миф, т. е. воспринять его так, как его воспринимали те, среди кого он возникал и бытовал, в современном обществе может только ребенок, да и то только такой, который свои фантазии принимает за реальность. Одно дело - изучать, другое - понимать.

В то время, к которому относятся древнейшие толкования мифов, т. е. толкования греческих мифов греческими философами, мифы уже не считались повествованиями достоверными. Мало того, казалось невозможным, чтобы они когда–либо принимались за таковые: слишком много было в них неправдоподобного и несообразного. Они поэтому казались просто вымыслом, сочиненным каким–то автором с той или иной целью. Таким образом, сущность мифа - то, что пока он был мифом в собственном смысле слова, он принимался за правду, как бы он ни был неправдоподобен, - оставалась непонятой. Она оставалась непонятой на протяжении всей античности, а также и в новое время вплоть до эпохи романтизма. Непонятым оставалось и то, что возможно творчество - в эпоху романтизма оно получило название «народного», - которое подразумевает неосознанное авторство, и что, таким образом, возможны произведения, за которыми не стоит никакой индивидуальный автор.

Неудивительно поэтому, что греческие философы толковали мифы как аллегории, придуманные какими–то авторами, пожелавшими прибегнуть к иносказанию. Так, Эмпедокл - он жил в V в. до н. э. - утверждал, что Зевс - это аллегория огня, Гера - воздуха, Гадес - земли, а Нестис (местная сицилийская богиня) - влаги. Множество аналогичных толкований гомеровских богов и богинь было предложено другими греческими философами. Зевс также толковался как небо, Посейдон - как море, Артемида - как луна, Аполлон и Гефест - как огонь и т. п. Боги и богини толковались также как качества или отвлеченные понятия. Так, Анаксагор толковал Зевса как разум, Афину - как искусство и т. п. Аллегорические толкования давались и целым мифам. Например, миф о Кроносе (титане, который проглатывал своих детей тотчас после их рождения) и его жене Рее толковался так: Кронос - это время, а Рея - это земля, она может рожать только с помощью времени, но то, что она рожает, сразу же проглатывается всепожирающим временем. Мифы толковались также как иносказательные нравоучения. Например, мифы, в которых бог или богиня нарушают супружескую верность, толковались как поучения в том, что нарушать ее не следует. Аналогичные толкования мифов Илиады и Одиссеи есть у Плутарха. В мифы вчитывались также аллегории философских концепций. Так, неоплатоники вчитывали в мифы аллегории учения о переселении душ.

Отец его, Георгий Георгиевич Стеблин-Каменский, был директором канцелярии Морского Министерства, а в последние годы перед революцией - сенатором по департаментам герольдики и судебному Правительствующего Сената. Кроме того он был председателем Российского общества морского права. Дед Ивана, Георгий Павлович Стеблин-Каменский, в последние годы своей жизни был Виленским губернатором в чине тайного советника. В это время он приобрел имение Биюцишки в Виленском уезде, где прошло детство Ивана.

Первоначальное образование Иван получил дома. Ольга Александровна, дочь вице-адмирала Александра Павловича Жандра, оказала огромное влияние на него и на двух его сестер, Ольгу и Елизавету, - это были благочестивые девицы строгой и праведной жизни; они умерли в году в городе Кашине Тверской области.

После смерти матери 17 августа года, окончил четыре класса гимназии и, в соответствии с семейной традицией, выбрал службу на флоте, поступив в Морской кадетский корпус, который окончил в году со званием корабельного гардемарина. При окончании Морского кадетского корпуса был награжден премией имени адмирала Нахимова.

Служба на флоте

В году был впервые арестован ЧК, но после непродолжительного заключения освобожден.

Летом года рукоположен в сан священника ко храму Святой Троицы на Стремянной улице и вскоре был назначен настоятелем этого храма и возведен в сан протоиерея . Пастве он отдавал все свое время и силы.

Осуждение по "Делу православных братств". Заключение в Соловецком лагере

2 февраля года власти арестовали священника. В это время началось массовое возвращение храмов из обновленчества в патриаршую Церковь. Активизировалась жизнь приходов, и организовывались братства.

Чтобы положить этому конец, ОГПУ стало все сильнее вмешиваться в церковную жизнь, в Петрограде было арестовано около сорока человек духовенства и мирян. Отца Иоанна обвинили в том, что он объединил вокруг себя православных и они стали собираться не только в храме, но и в квартирах, где читались акафисты, Священное Писание и священник объяснял одну или две главы из апостольских посланий. Вызванный на допрос, отец Иоанн сказал, что служил в квартирах некоторых своих прихожан молебны, после которых гости пили чай, а ожидая пока подадут, вели беседы на религиозные темы.

26 сентября года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Иоанна к трем годам заключения в Соловецкий лагерь . Всего к заключению в концлагерь было приговорено тридцать пять человек духовенства и мирян.

В Соловецком концлагере держался независимо, всегда ходил в священнической одежде и посещал церковные службы, доколе это позволялось; они были большим утешением в суровых условиях лагерной жизни. Писал из лагеря письма отцу, сестрам и духовным детям.

Служение в Воронеже

После освобождения был отправлен в административную ссылку в город Воронеж , куда он прибыл в ноябре года. Здесь он получил место священника в Алексеевской церкви бывшего Девичьего монастыря , а через некоторое время был назначен ее настоятелем и одним из благочинных Воронежской епархии . Благодаря его усилиям и активной поддержке, воронежскими прихожанами постоянно собирались и пересылались средства в Соловецкий концлагерь Воронежскому архиепископу Петру (Звереву) и другим находящимся в заключении православным.

2 сентября года в рабочем поселке, в котором находился Девичий монастырь, уже наполовину занятый безбожниками, состоялось собрание жителей поселка. Всего на территории монастыря было устроено 275 квартир, в которых людей неверующих, а также остававшихся в кельях монахинь проживало 872 человека. На собрании присутствовало 217 человек, и 100 человек было приглашено со стороны. Один из выступивших сразу указал на то, что почитатели и последователи арестованного архиепископа Петра (Зверева) начали религиозную деятельность:

"... Зверевщина опять подняла голову, гнездо ее полностью не было уничтожено, нужно их уничтожить через ГПУ" .

"В 31-й келье живет поп Иоанн, ставленник Зверева. Я живу в келье 89 и вижу, как этого попа посещают жены контрреволюционеров Нечаева и Пушкина (бывший ктитор Терновой церкви). Монашки учат детей рабочих подходить к этому священнику за благословением..."

8 сентября года в Воронежской газете "Коммуна" была опубликована статья "Новодевицкий монастырь - под рабочие квартиры. Церковь - под клуб". В статье, в частности, говорилось:

"... Всюду вынесены резолюции, в которых рабочие всецело присоединяются к требованиям населения поселка и со своей стороны настаивают на скорейшем выселении всех монашек, а также закрытии церкви в черте поселка и оборудовании в ней клуба или школы. Выступавшие в прениях рабочие выражали удивление по поводу того, что до сих пор с монашками "церемонились". Указывалось также на необходимость решительной борьбы с контрреволюционными выходками "черничек" и их верховода - "отца Иоанна", ставленника Петра Зверева" .

"По имеющимся непроверенным сведениям в доме 4 по Введенской улице проживающий там священник Иван, ставленник архиерея Зверева, ведет ожесточенную агитацию против советской власти, и вообще в этом доме замечается какая-то группировка, о чем сообщается для сведения" .

В пять часов утра 1 мая года, когда безбожники пришли ломать крест на куполе храма, скончалась игумения Девичьего монастыря. Это совпадение поругания храма со смертью игумении настолько поразило верующих, что об этом долго говорили в городе. Впоследствии власти обвинили отца Иоанна в том, будто он утверждал, что ее смерть явилась результатом гонений на Церковь. 4 мая состоялись похороны игумении, Отец Иоанн сам отпевал игумению в ее квартире в монастыре, превращенном безбожниками в рабочий поселок, откуда в сопровождении многих молящихся со служением по пути литий все прошли на Терновое кладбище. После погребения отец Иоанн всех благословил, посоветовав оставшимся монахиням и прихожанам монастыря держаться вместе.

Второе заключение в Соловецком лагере

19 мая года отец Иоанн был арестован и 21 мая допрошен. На вопросы следователя священник отвечал с большим достоинством, стараясь ни в чем не уронить свой сан. Он добился разрешения собственноручно записать свой ответ.

"Я по отношению к советской власти лоялен , - писал отец Иоанн, - но не сочувствую мероприятиям, направленным против религии. Считаю неправильным обучение детей в школах в противорелигиозном направлении и тому подобное. Поскольку я другого оружия не знаю, кроме креста, то как в прошлое время, так и в настоящее я нахожу единственно правильным действовать на массы умиротворяюще. Осуждал всякое выступление против гражданских законов. Для меня нет сомнения, что вера в распятого Христа непобедима, что кажущееся торжество материализма есть временное явление. С просьбой о молитве мне подавали множество записок, так как я на память никаких просьб о молитве не принимал. Среди записок имеются такие, в которых просят о молитве за заключенных и за заблудших. Под "заблудшими" я понимал отошедших от веры или хотя на словах и верующих, но живущих беззаконно. За все время своей службы в бывшем Девичьем монастыре я неопустительно каждый праздник и каждое воскресенье, а иногда и на буднях говорил поучения чисто духовного характера или разъясняющие богослужения, отнюдь не касаясь ни гражданской власти, ни необходимости запасаться теми или иными продуктами. После смерти игумении ни лично, ни через кого-либо другого никаких слухов по городу не распускал. Что смерть игумении, последовавшая во время снятия креста с церкви бывшего Девичьего монастыря, вызвана этим снятием, не мог говорить, так как ее поразил, если не ошибаюсь, третий по счету удар за два дня до смерти, и с тех пор она не приходила в сознание, так что я даже не мог ее причастить перед смертью. Еще менее я виновен в том, что когда-либо побуждал называть себя или сам называл себя истинным пастырем, в исключительном смысле призванным спасать верующих от темных сил адовых большевизма, но не отрекаюсь от того, что считаю себя одним из верных пастырей Христовой Церкви, обязанных словом, житием, духом, верою и чистотою быть образцом для верных и ограждать их от тьмы неверия, и исповедую, что по вере моей не только материализм, но и сами "врата адовы" не одолеют Церкви Христовой. С могилы игумении я ушел до ее закрытия, но действительно благословлял подходивших ко мне, причем как умел утешал, но слов "не печальтесь, мы добьемся своего лучшего" не говорил" .

"Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю ни в малейшей степени. За все время своего пребывания в Воронеже как на духу, так и с амвона, и в частных беседах, не столько по страху наказания, сколько по своему миросозерцанию, всегда учил кротости, терпению и покорности гражданским законам. Никого около себя не группировал и, оставшись случайно временно исполняющим должность епархиального благочинного, с марта сего года с духовенством епархии имел лишь официальные сношения справочного характера. Распускать какие бы то ни было слухи считаю ниже своего достоинства как служителя духа. Обвинение в агитации о походе держав против советской власти считаю явным показателем совершенно неверной осведомленности ГПУ о моей личности, так как подобная неразумная деятельность совершенно не соответствует ни направлению моих мыслей, ни характеру моих отношений чисто духовно-назидательных к верующим. Слов, приписываемых мне 16 февраля сего года "граждане, хлебных запасов нет, грозит голод, запасайтесь кто может", я также не говорил, и они также мало соответствуют моей деятельности. Никакой агитации в связи со смертью игумении не вел. Темные силы адовы, по пониманию Церкви и учению апостольскому, ничего общего с политическим устройством страны не имеют и действуют при всяком режиме (наша борьба не против плоти и крови, то есть не с людьми, но против духов злобы поднебесных). Лицам, приходившим ко мне и вопрошавшим о вступлении в кооперацию, колхозы, коммуны и тому подобном участии в новом устройстве сельского хозяйства, всегда отвечал в том духе, что если при этом... не требуется отказа от веры, то, разумеется, в подобном участии греха быть не может... Лицам, приходившим ко мне из разных мест за помощью от разных болезней, я всегда советовал обращаться к врачам, ссылаясь на Священное Писание. Вместе с тем советовал им и причаститься и не отказывал в своей молитве" .

4 июля года следователи составили обвинительное заключение, в котором говорилось, что священник занимался деятельностью, подрывающей авторитет и мощь советской власти.

16 августа года постановлением Особого Совещания при Коллегии ОГПУ отец Иоанн был приговорен к заключению в Соловецкий лагерь сроком на три года. Определен во 2-е отделение концлагеря.

Арест по делу "буевцев". Кончина

23 апреля года был арестован в Соловецком лагере по делу "буевцев " и отправлен в Воронежское ОГПУ вместе со священником Николаем Дуловым . В начале мая отец Иоанн был доставлен в Воронежскую тюрьму.

Первый допрос был 15 мая. Так как священник Николай Дулов согласился давать показания, нужные следствию, то следователю оставалось всего лишь доказать наличие близкого знакомства между священниками. Отец Иоанн на вопросы следователя отвечал:

"В бытность мою в Воронеже на свободе священник Дулов приезжал в Воронеж два раза; один раз на Троицу (в начале июня) 28-го года, а второй раз в ноябре того же года. Оба раза мы виделись с ним в храме, причем первый раз он служил в соборе с причтом бывшего Девичьего монастыря, а второй раз лишь присутствовал на службе. После первой службы я пригласил его со мной пообедать. Никаких совещаний священников с участием Дулова не устраивалось. Никаких брошюр священник Дулов мне не привозил; брошюра "Что должен знать православный христианин" мне не знакома. Вообще я интересовался лишь мнениями авторитетных иерархов, а не безличными брошюрами" .

20 мая священнику было предъявлено обвинение в том, что он "распространял церковно-монархические листовки и брошюры, распространял и разного рода антисоветские провокационные слухи и вел агитацию против всех мероприятий советской власти в области коллективизации, индустриализации СССР, имея конечной целью подготовить верующую массу к выступлению против советской власти, свержению ее и восстановление монархии. В результате вышеизложенного во многих районах Центральной Черноземной области были массовые выступления населения против советской власти и ее мероприятий".

Ознакомившись с обвинительным заключением, отец Иоанн стал писать, что с обвинением не согласен и объяснять почему, но дописать ему не дали. Однако священник потребовал, чтобы ему дали возможность ответить на предъявленное обвинение. Через два дня следователь разрешил ему написать объяснительную записку. Отец Иоанн написал:

"В предъявленном. мне обвинении виновным себя категорически не признаю. В монархической церковной организации я не состоял... Ко мне приезжали по церковным делам крестьяне, члены общин и духовенство, и из ближних сел чернички... Никаких бесед организационных, политических я не вел ни с кем" .

14 июля,

Документы, литература

Архив УФСБ РФ по Воронежской обл. Арх. № П-24705. Т. 1, л. 1, 55-57, 80, 82, 88; Т. 2, л. 100-102, 146-148; Т. 3, л. 210-211, 216-217, 219, 224-225, 282, 304-310, 325-327; Т. 4, л. 497-508, 610-614.
Архив УФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской обл. Арх. № П-82582. Л. 393-395, 398, 400, 410.
Польский М., протопресв. Новые мученики Российские. М., 1994. Репр. воспр. изд. 1949-1957гг. (Джорданвилль). Ч.2. С.188,189,191-193.
Акиньшин А. Священномученик Алексий Воронежский// Православная жизнь: (Orthodox life): (Прил. к "Православной Руси"). 1995. N 8 (548).
Резникова И. Православие на Соловках: Материалы по истории Соловецкого лагеря. СПб., 1994. (Исторические сборники. 2). С.46,93.
Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии. XX столетие. СПб., 1999. С.106.
Дамаскин (Орловский), игум. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 4.- Тверь. 2000. С. 221-287.
Соловецкий мартиролог// Православный церковный календарь 2001г. Издание Соловецкого монастыря.
Синодик гонимых, умученных, в узах невинно пострадавших православных священно-церковнослужителей и мирян Санкт-Петербургской епархии: ХХ столетие. 2-е издание дополненное. СПб., 2002. 280с. С.13.
Санкт-Петербургский мартиролог. СПб.: Изд-во "Миръ", "Общество святителя Василия Великого", 2002. 416с.
Шкаровский М.В. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб.: НИЦ "Мемориал", 1999. С.331-332.

Использованные материалы

Жизнеописание на сайте "Православие и современность. Электронная библиотека":
БД ПСТГУ "Новомученики, исповедники, за Христа пострадавшие в годы гонений на Русскую Православную Церковь в XXв. "

Согласно жизнеописанию. В списках настоятелей Троицкого храма на сайте А.А. Бовкало о. Иоанн не значится: http://www.petergen.com/bovkalo/kl/spburgtrstr.html . В БД ПСТГУ указано, что он был священником Петроградского Троицкого храма.

Ученому было 72 года. Он известен как специалист в области иранистики, истории иранских языков, этимологии, фольклора и этнографии иранских народов, переводчик «Авесты». О его кончине сообщили в фейсбуке его коллеги по в Восточному факультету Санкт-Петербургского государственного университета. Иван Михайлович Стеблин-Каменский родился 5 ноября 1945 года в Ленинграде, в семье филолога Михаила Ивановича Стеблина-Каменского.

Академик Иван Стеблин-Каменский. Фото: https://s0tnik.livejournal.com/44138.html

В 1967 году работал учителем русского языка в сельской школе на Памире. С 1964 года участвовал в археологических и этнолингвистических экспедициях в Таджикистане, Туркмении, на Памире, в Туве, на Южном Урале, в Синьцзяне, Киргизии, Иране. Проводил там этнолингвистические и этноботанические исследования. В 1968 году окончил Кафедру иранской филологии Восточного факультета Ленинградского государственного университета по специальности «иранская филология». Изучал персидский, осетинский, хорезмийский, авестийский, афганский, среднеперсидский, древнеперсидский, согдийский, таджикский, арабский, древнегреческий и латинский языки. Также изучал персидскую литературу и материальную культуру Ирана.

В 1968 году поступил в аспирантуру на Восточном факультете при Ленинградском отделении Института востоковедения АН и в 1971 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Историческая фонетика ваханского языка». С 1971 года работал младшим научным сотрудником Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР. С сентября 1981 года работал старшим преподавателем на Восточном факультете. В 1984 году защитил докторскую диссертацию на тему «Земледельческая лексика памирских языков в сравнительно-историческом освещении» в Институте языкознания АН СССР в Москве.

С 1984 года — доцент кафедры иранской филологии Восточного факультета, с 1987 года — профессор, с ноября 1991 года по ноябрь 2006 года — заведующий кафедрой иранской филологии. С сентября 1994 года исполнял обязанности декана Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета, в июне 1995 года был избран деканом, а в 2000 году был переизбран на второй срок, оставил пост декана в августе 2005 года. В 1997 году избран членом-корреспондентом РАН по Отделению языка и литературы, в 2003 году — действительным членом РАН. С декабря 2005 года — работал главным научным сотрудником Института лингвистических исследований РАН.

Автор более 150 опубликованных работ, в том числе книг: "Культурные растения в памирских языках. Очерки по истории лексики памирских языков. Названия культурных растений" (1982), "Этимологический словарь ваханского языка" (1999), "Стеблин-Каменские (Стеблинские, Стеблин-Каминские). Опыт историко-генеалогического исследования" (2005; совместно с В.В. Коротенко, А.А. Шумковым). Подготовил к изданию многие сборники, среди которых: "Сказки народов Памира" (1976), "Языки Восточного Гиндукуша. Ваханский язык. Тексты, словарь, грамматический очерк" (1976), "Сказки и легенды Систана" (1981), "Авеста. Избранные гимны" (1990), "Гаты Заратуштры" (2009) и др.

Михаи́л Ива́нович Стебли́н-Каме́нский (29 августа [11 сентября ] , Санкт-Петербург - 17 сентября , Ленинград) - советский филолог, доктор наук (1948), профессор (1950), почётный доктор Стокгольмского (1969) и Рейкьявикского (1971) университетов. Труды по скандинавским языкам и скандинавской литературе , по теоретической лингвистике; переводы со скандинавских языков.

Биография

М. И. Стеблин-Каменский родился в семье служащего. Он поступил на специальность «Английский язык» в Петроградский университет , но в 1924 году был отчислен за «непролетарское происхождение» из состава его студентов. В 1927 году он окончил курсы английского языка и начал преподавать его в , а также занимался в издательстве Академии наук словарной работой, в частности принимал участие в составлении известного англо-русского словаря В. К. Мюллера и С. К. Боянуса, изданного впервые в 1931 году . В 1939 году Стеблин-Каменский сдал экстерном экзамены на филологическом факультете Ленинградского университета по специальности «Английский язык».

Затем Стеблин-Каменский поступил в аспирантуру . Весь период блокады он провёл в Ленинграде. Его кандидатская диссертация была посвящена древнеанглийскому поэтическому стилю и называлась «К вопросу о развитии древнеанглийского поэтического стиля (субстантивный эпитет в древнеанглийской поэзии)». Филологический факультет был эвакуирован тогда частично в Саратов , частично в Ташкент , где и состоялась защита (1943). Сам учёный на защите не присутствовал, что допускалось для лиц, находившихся на фронтах войны (блокадный Ленинград приравнивался к фронту).

Изучая древнеанглийскую поэзию, Стеблин-Каменский заинтересовался древнескандинавской литературой, а позже и скандинавскими языками . В 1945 году он стал докторантом филологического факультета ЛГУ. Его докторская диссертация называлась «Поэзия скальдов». Её защита состоялась в 1948 году , после чего Стеблин-Каменский стал сначала доцентом , а затем и профессором на скандинавском отделении ЛГУ.

Сын М. И. Стеблина-Каменского, И. М. Стеблин-Каменский (род. 1945) - также известный филолог, академик РАН (2006).

Научная деятельность и наследие

Стеблин-Каменский принимал самое активное участие во многих научных конференциях, симпозиумах и конгрессах. В частности, он был одним из инициаторов и одним из главных и наиболее авторитетных участников конференций по комплексному изучению истории, экономики, языка и культуры скандинавских стран и Финляндии, первая из которых состоялась в 1963 году . Как отмечали знавшие Стеблин-Каменского люди, его выступления были всегда не только глубоки по содержанию, но и увлекательны и блестящи по форме.

М. И. Стеблин-Каменский является автором в общей сложности около полутора сотен работ. Среди них выделяются работы по скандинавскому и общему языкознанию. Лингвистические работы Стеблин-Каменского в основном включают исторические грамматики скандинавских языков в духе Ленинградской школы филологии , но с более ярко выраженным интересом к структурализму и проблемам общей теории языка (сборник статей «Спорное в языкознании», ). Его грамматика древнеисландского языка () считается одной из лучших по точности и детальности описания фактов словоизменительной морфологии и морфонологии .

Одним из первых среди отечественных филологов Стеблин-Каменский обратился к изучению проблем фонологии на материале истории скандинавских языков, опубликовал многочисленные статьи, впоследствии собранные в книге «Очерки по диахронической фонологии скандинавских языков» ().

Благодаря деятельности М. И. Стеблин-Каменского русскоязычный читатель познакомился с крупнейшими памятниками древнеисландской литературы: крупнейшими родовыми сагами , поэзией скальдов, «Старшей» и «Младшей Эддой» , королевскими сагами. Все эти издания выходили по его инициативе, под его редакцией, с его статьями и комментариями и во многих случаях с его переводами.

Переводы некоторых работ М. И. Стеблин-Каменского выпущены в Дании , Исландии , Норвегии , США , Чехословакии , Эстонии и Японии .

Библиография

Основные публикации

Исландская литература, 1947.
Стеблин-Каменский М. И. История скандинавских языков / М. И. Стеблин-Каменский; Отв. ред. акад. В. Ф. Шишмарёв ; . - М .; Л. : Издательство Академии наук СССР , 1953. - 340 с. - 3000 экз. (в пер.)
Стеблин-Каменский М. И. Древнеисландский язык. - М .: Издательство литературы на иностранных языках , 1955. - 286 с. - (Библиотека филолога). - 3000 экз.
Стеблин-Каменский М. И. Грамматика норвежского языка. - М .: Издательство Академии наук СССР , 1957. - 246 с. - 2500 экз.
Стеблин-Каменский М. И. Очерки по диахронической фонологии скандинавских языков. - 1966. , .
Стеблин-Каменский М. И. . - Культура Исландии. - Л. : Наука , 1967.
Стеблин-Каменский М. И. Спорное в языкознании. - Издательство Ленинградского университета , 1974. - 144 с. - 7505 экз.
Стеблин-Каменский М. И. . - Л. : Наука , 1976. - 104 с. - 40 000 экз.
Стеблин-Каменский М. И. . - М .: Наука , 1979.
Стеблин-Каменский М. И. Поэзия скальдов / Сост. М. Стеблин-Каменский, С. Петров. - 1979. - 184 с. - (Литературные памятники). - 50 000 экз.
Стеблин-Каменский М. И. . - Л. : Издательство Ленинградского университета , 1978. - 176 с. - 3974 экз.
Стеблин-Каменский М. И. . - Л. : Наука , 1984. - 246 с. - 11 200 экз.
Стеблин-Каменский М. И. Труды по филологии. - СПб. : Филологический факультет СПбГУ , 2003. - 928 с. - (Филологическое наследие).
Стеблин-Каменский М. И. Из записных книжек. (1958-1981). Дневники. Письма. Проза. Стихи / Сост. Ю. А. Клейнер . - СПб. : Европейский Дом, 2009. - 372 с. - (Дневники и воспоминания петербургских учёных). - 800 экз. - ISBN 978-5-8015-0231-1 .

Литература о Стеблин-Каменском

Жаров Б. С. Михаил Иванович Стеблин-Каменский // Philologica Scandinavica: Сборник статей к 100-летию со дня рождения М. И. Стеблин-Каменского. - СПб.: Филологический факультет СПбГУ , 2003. - С. 5-7.
Жаров Б. С. Корифей российской скандинавистики: К столетию со дня рождения Михаила Ивановича Стеблин-Каменского // Скандинавские чтения 2002 года - СПб.: Кунсткамера , 2003. - С. 5-10.

Напишите отзыв о статье "Стеблин-Каменский, Михаил Иванович"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Стеблин-Каменский, Михаил Иванович

Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l"empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».

В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.

Михаи́л Ива́нович Стебли́н-Каме́нский (29 августа 1903, Санкт-Петербург — 17 сентября 1981, Ленинград) — советский филолог, доктор наук (1948), профессор (1950), почётный доктор Стокгольмского (1969) и Рейкьявикского (1971) университетов. Труды по скандинавским языкам и скандинавской литературе, по теоретической лингвистике; переводы со скандинавских языков.М. И. Стеблин-Каменский родился в семье служащего. Он поступил на специальность «Английский язык» в Петроградский университет, но в 1924 году был отчислен за «непролетарское происхождение» из состава его студентов. В 1927 году он закончил курсы английского языка и начал преподавать его в Политехническом институте, а также занимался в издательстве Академии наук словарной работой, в частности он принимал участие в составлении известного англо-русского словаря В. К. Мюллера и С. К. Боянуса, изданного впервые в 1931 году. В1939 году Стеблин-Каменский сдал экстерном экзамены на филологический факультет Ленинградского университета по специальности «Английский язык».

Затем М. И. Стеблин-Каменский пошёл в аспирантуру Института русской литературы Академии наук. Весь период блокады он провёл в Ленинграде. Его кандидатская диссертация была посвящена древнеанглийскому поэтическому стилю и называлась «К вопросу о развитии древнеанглийского поэтического стиля (субстантивный эпитет в древнеанглийской поэзии)». Филологический факультет Ленинградского университета был эвакуирован тогда частично в Саратов, частично в Ташкент, где и состоялась защита (1943). Сам Стеблин-Каменский на защите не присутствовал, что допускалось для лиц, находившихся на фронтах войны (блокадный Ленинград приравнивался к фронту).

Изучая древнеанглийскую поэзию, М. И. Стеблин-Каменский заинтересовался древнескандинавской литературой, а позже и скандинавскими языками. В 1945 году он стал докторантом филологического факультета Ленинградского университета. Его докторская диссертация называлась «Поэзия скальдов». Её защита состоялась в 1948 году, после чего М. И. Стеблин-Каменский стал сначала доцентом, а затем и профессором на скандинавском отделении ЛГУ.

В 1950 году Стеблин-Каменский был назначен заведующим кафедрой германской филологии, которая в то время включала немецкое и скандинавское отделения. В 1955 году к этой кафедре была присоединена кафедра английской филологии. В 1958 году произошла очередная реорганизация, в результате которой филологический факультет ЛГУ включил в себя бывший 1-й Институт иностранных языков, а на факультете по инициативе М. И. Стеблин-Каменского впервые в отечественной высшей школе возникла кафедра скандинавской филологии, заведующим которой он стал. Со временем эта кафедра превратилась в один из крупнейших европейских центров не только по уровню преподавания, но и по глубине изучения скандинавских языков, а также культуры стран Скандинавии. В 1972 году по инициативе и под руководством М. И. Стеблин-Каменского на кафедре открылось также нидерландское отделение (нидерландский язык не принадлежит к числу скандинавских), деятельность которого направлял В. П. Берков.

Два длительных периода Стеблин-Каменский одновременно с работой в университете был также научным сотрудником Ленинградского отделения Института языкознания Академии наук.Стеблин-Каменский принимал самое активное участие во многих научных конференциях, симпозиумах и конгрессах. В частности, он был одним из инициаторов и одним из главных и наиболее авторитетных участников конференций по комплексному изучению истории, экономики, языка и культуры скандинавских стран и Финляндии, первая из которых состоялась в1963 году. Как отмечали знавшие Стеблин-Каменского люди, его выступления были всегда не только глубоки по содержанию, но и увлекательны и блестящи по форме.

М. И. Стеблин-Каменский является автором в общей сложности около полутора сотен работ. Среди них выделяются работы по скандинавскому и общему языкознанию. Лингвистические работы Стеблин-Каменского в основном включают исторические грамматики скандинавских языков в духе Ленинградской школы филологии, но с более ярко выраженным интересом к структурализму и проблемам общей теории языка (сборник статей «Спорное в языкознании», 1974). Его грамматика древнеисландского языка (1955) считается одной из лучших по точности и детальности описания фактов словоизменительной морфологии и морфонологии.

Благодаря деятельности М. И. Стеблин-Каменского русскоязычный читатель познакомился с крупнейшими памятниками древнеисландской литературы: крупнейшими родовымисагами, поэзией скальдов, «Старшей» и «Младшей Эддой», королевскими сагами. Все эти издания выходили по его инициативе, под его редакцией, с его статьями и комментариями и во многих случаях с его переводами.